Во время спектакля я скинул фото и имя адвокату Юрию Сергеевичу, чтобы тот пробил адрес той самой Наташи Гусевой — случайной знакомой. Мне было не по себе, но я знал, что это единственный способ узнать правду.
К концу представления у меня уже был адрес общежития и номер телефона Наташи, и я отправил мою Ионову домой на такси и поехал на поиски ответов.
Подъезжая к общежитию, я чувствовал, что этот вечер станет переломным для нас обоих. Волнение и тревога смешивались в моей душе, но я знал, что я буду рядом с ней, что бы ни случилось дальше. Мы вместе, и вместе мы сможем преодолеть любые трудности. Черт возьми, иногда лучше и правда ничего не знать, и зачем было открывать тот самый "ящик Пандоры". Я тогда еще не предполагал, что глубоко пожалею о своей самодеятельности. Подобно Иванушке, который из-за своей нетерпеливости и глупости вынужден был отправиться на поиски Кощея за тридевять земель и спасти свою Лягушку-царевну.
Я стоял у входа в общежитие, ждал Наташу. Волнение и тревога смешивались в моей душе, а сердце билось сильнее, когда я подумал о том, что скоро узнаю правду. Вдруг послышались звуки шагов, и я повернулся. Наташа спустилась по лестнице, выглядела она перепуганной и сонной.
— Наташа, мне кажется, нам надо поговорить. Это касается Ирис. Я понимаю, что она скрывает от меня что-то важное. А я не могу ей помочь, не зная всей правды. Как давно ты знаешь Ионову? Что связывает вас двоих?
— Артем, тебе не кажется, если сама Ирис тебе не открылась, то на это у нее есть причины. Если ты заслуживаешь знать правду, она сама все расскажет.
— Наташа, будь человеком ты, прошу тебя. Я люблю ее, понимаешь? — я сам удивился как просто я это сказал. Хотя вчера еще меня забавляло, что я мысленно называл ее “моя Ионова” и боялся произнести это вслух.
— Я знаю Ирис уже долгое время. Мы обе учились в этой самой балетной академии. Ирис была лучшей на курсе, ей пророчили блестящее будущее в балете.
— Ионова, что балерина? — я даже опешил, диссонанс того, что я видел и слышу взрывал мозг.
— Ну да, балерина и очень талантливая. Она с 7 лет у станка пахала, как робот.
— Почему тогда она не стала звездой балета, как ей предсказывали? Что случилось?
— Это была ужасная авария… Какой-то обдолбанный мажор на папиной машине сбил ее и бабушку на переходе. Бабушка погибла, а Ирис чудом осталась жива. Но эти придурки даже не были наказаны, папаша все замял. Бабушка заменила ей мать. Ты знал она сирота? Родители погибли в аварии, ей еще и 5 не было. Она потеряла самого близкого человека и лишилась возможности заниматься своим ремеслом. Мы ведь всю жизнь здесь, как в клетке и ничего другого не умеем. Это было для нее страшным испытанием, ведь балет значил для нее всё. С тех пор она пропала из моей жизни, и мы не виделись уже очень давно. Да, это был ужасный период для нас обеих. Ирис была такой талантливой и амбициозной. Она просто ЖИЛА балетом. Каждый шаг, каждое движение — это было ее дыхание, ее жизнь. Кстати, ты ее узнал на фото. Та девочка на фото и в электричке — это и есть она, Ирис. Артем, она была такой светлой и энергичной, как лучик солнца в наших монотонных серых буднях. Ужасно, что нельзя ничего изменить.
Дальше я уже не слушал. Еще одно потрясение выбило из- под меня почву. Моя прекрасная незнакомка — это Ионова собственной персоной. Жесть какая. Вот тебе и Лягушка — царевна.
Каждое слово про аварию, про девочку из электрички, разрядом тока било по моим нервным окончаниям. Передо мной мелькали картинки: вот я и Ники в машине, вот девочка, напуганная хулиганами, вот Ионова, падающая в бассейн. Картинки кружились одна за другой, разрывая мою душу на части. Я вспомнил все до мелочей, моя память окончательно вернулась.
Мои ноги подкосились, а сердце забилось с такой силой, что я едва мог дышать. Я увидел каждую деталь этой трагедии, каждый момент, который привел к неизбежному и необратимому. Страх и раскаяние охватили меня, как чёрная тень, закрывая свет и надежду.
Я хотел правды, я стремился к ней всем своим существом, но я не предполагал, что она окажется такой жестокой и невыносимой. Моя вина распласталась передо мной гигантской черной дырой, сокрушая и поглощая все, что было раньше. Я заслуживал мук и страданий за свою безответственность и глупость.
Горечь прошлого ослепляла мои глаза, и я понимал, что ничто не сможет вернуть все назад. Я был виноват перед Ионовой, перед самим собой, и моя боль была такой глубокой, что я боялся, что она поглотит меня целиком и навсегда.