Выходя, из душа слышу только окончание повествования.
— Ты понимаешь, этот козлина даже такси не оплатил. Я просто в аху… Чтоб я еще раз, да чтобы его разорвало… Ну, ты меня понимаешь Ирис — она, сидя на унитазе с надеждой смотрит на меня глазами побитой панды.
— Я конечно же машу головой. Хотя вообще не понимаю о чем или о ком говорит Наташа.
— Натали, смой с лица этот боевой раскрас, ты на панду похожа — говорю ей, заматываясь в банное полотенце.
Наташка подходит к зеркалу и заходится от смеха, глядя на свое отражение. Самоирония человека просто зашкаливает. В этом ее обаяние. Натали невозможно поставить в неловкое положение или обидеть словом. Она все переворачивает в шутку. С ней легко. Сучка вот и смеется так заразительно, что и я уже ржу вместе с ней. В нее невозможно не влюбиться. Тоненькая, хрупкая, натуральная блондинка с длинными волосами и глазами летнего синего неба. За воротами академии любое модельное агентство с руками и ногами ее оторвало бы. Хотя признаться, она самая талантливая из нашего потока.
Если у Семеновой офигительная пластика, то у меня техника им обеим далеко. Мы с Семеновой с детства конкурируем и не собирались сдаваться. Хотя, если бы не её лень, то правды ради Натали в себе сочетает и пластичность, и артистичность, технически хорошо подкована и внешне попадание в образы в 9 из 10.
Поначалу в рейтинге она была третья. А после травмы у Наташки шансов стало еще меньше. Она только к нам перевелась и тут падение. Слухи ходили, что Семенова из зависти подговорила Петю, что стоял с Наташкой в паре, уронить ее. Все знали, что тот тайно вздыхал по Семеновой. Пете сошло все с рук, мальчиков всегда выгораживают. А нас много и нас не жалко.
Осенью у нас несколько выступлений и они будут показательными. Времени мало, у Натали есть шанс один из тысячи ворваться в основной состав, только если меня и Семенову поезд переедет. Она это знает и не унывает. В ней не было фальши и зависти. Даже злиться на нее невозможно. Я бы с удовольствием назвала ее своей подругой, но здесь друзей нет, только конкуренты. Это балет детка.
Первые два года дались мне без особых сложностей, но потом учебные дни становились все тяжелее. Занятия в академии начинались рано, и, чтобы приехать на них из пригорода, мне приходилось до 12 лет каждый день вставать в 4 утра. Однако такой режим мешал восстанавливаться после репетиций, тогда Елизавета Павловна предложила бабушке переселить меня в общежитие. Жить там было сложнее, чем дома: по правилам балерины до 15 лет не могут выходить за пределы академии. Я виделась с семьей только по воскресеньям, и тяжело переносила разлуку с близкими. Дед и ба поддерживали меня, как могли и даже предлагали уйти, но я твердо стояла на своем и хотела доучиться, чтобы не показаться слабой и бесхарактерной. К тому же, я не представляла себе жизни без балета. И большим плюсом было для меня, что вечерами могу самостоятельно работать в зале оттачивая мастерство. Так что я даже была рада избавиться от гиперопеки ба.
Здесь, в академии, как в шахматах. Важно все: стратегии, с кем общаешься, как выстроены отношения с педагогами, репутация должна быть идеальной и т. д. Все продумано должно быть до мелочей. Все имело значение. Чтобы перейти в следующий класс, мы каждый год сдавали экзамены. «Вылететь» было довольно просто: многое зависит от личных отношений с педагогом, который входит в комиссию и может значительно повлиять на ее решение.
До Наташки я жила в комнате с девочкой, которая была старше меня на 3 года. Так её отчислили из академии в 15 лет после 8 лет обучения: плоскостопие мешало осваивать программу, которая усложнялась с каждым годом.
Эту особенность заметили и на медосмотре при поступлении, но тогда комиссию впечатлили высокие оценки за другие этапы отбора и протекция высокопоставленного чиновника. Я слышала, как говорили о ней, как об очень перспективной и талантливой балерине, мол вторая Плисецкая или Уланова. Но никто не вспомнил ни о прошлых заслугах, ни о таланте. Ее просто вышвырнули, как расходный материал.
Несмотря на возможность перевестись в заведение попроще, девочка не стала этого делать: у нее пропало желание заниматься балетом. Разочарование просто ее убило. Убило в прямом и переносном смысле. Ходили слухи, что она наглоталась таблеток и ее не успели спасти.
Как-то мы с Наташкой засиделись до рассвета. Она, как всегда, нарушала все правила. Августовские ночи были теплые, звездные. Казалось, звезды были так близко, протяни руки и можно их достать. Мы что-то вспоминали, хихикали. Я зубрила немецкий, она сидела на широком подоконнике полностью открытого окна, свесив ноги и потихоньку курила.