– Я всё слышала, – хрипло отозвалась я, и обе родственницы поняли глаза.
– Да, мы знаем, милая. Ты уже говорила. Помнишь?
Разве? По всей видимости анальгетики взяли вверх над трезвостью, ибо память меня подводила. Тот факт, что мама не кинулась ко мне с объятьями лишь подтверждал скудную теорию. И только этим стенам известно, что именно я говорила.
– Что со мной? Что с моими ногами?
Ива с мамой переглянулись, словно устали от однотипных вопросов.
– Они немного не работают, – беспечно заявила Вета, но тут же осеклась. – Это временно. Скоро мы тебя починим.
Я успела заметить, что на сестре не было ни ссадины. Она переоделась и даже уложила волосы. Отсюда следовало одно: весь удар пришёлся на меня. Тогда я решила, что главным виновников аварии был мужчина в строгом пиджаке. Иначе как объяснить его стремление помочь мне?
– Да, милая, ты уже дала своё согласие, помнишь? – мать играла не по правилам. Она говорила заученно, когда я вникала впервые. – Елисей заберёт тебя, но мы всегда будем рядом. Это лето пройдёт незаметно. Зато ты поправишься.
– Кто такой Елисей? Тот, кто сбил меня?! – воздуха не хватало.
– Не совсем так. За рулём был его сын.
– И ты так просто отдаёшь меня этим преступникам?!
Мама спешно бросилась объяснять, что по закону виновных нет. Именно Вета нарушила правила, когда выбежала на дорогу. Именно я спровоцировала аварию, внезапно оказавшись рядом с ней. А недобрые люди вполне «порядочные» и готовы оплатить лечение, пусть не обязаны. Стоит принять их великодушие, а в случае выздоровления чуть ли не поклониться. Всё казалось таким простым, как дважды два, однако справедливость между её строк не приживалась.
– Э-этого не будет! – отрезала я. – Нет и ещё раз нет!
– Софа, мы уже всё решили…
– Уходите! – мой голос прорезался. Игнорируя боль, я сжала кулаки вместе с простынёй. – Пошли вон! Обе!
Спустя несколько дней эмоции подавила липкая безысходность. Нет ничего хуже, чем стать абсолютно подневольной. Вот тебе поправляют подушку и натягивают пижаму, а вот тебя везут в туалет на инвалидной коляске и безустанно повторяют, что всё обойдётся. И все, от кого ты зависим, узнают в тебе не танцовщицу, и даже не человека, они видят лишь несчастного инвалида.
Ночами я трогала ноги, уверенная, что вот-вот вытяну элегантный носок. Касалась их пальцами, с остервенеем щипала кожу до красноты, но эта боль была тупой, а ближе к ступням вовсе растворялась. Я будто трогала пустоту.
Седовласый врач пояснял, что курс усиленной терапии исправит ситуацию. Они все повторяли одно и тоже. Раз за разом, как заклинание. С таким же успехом я когда-то умоляла кукол проснуться. Эти мечты ничем не отличались от детских.
Но я до сих пор не чувствовала себя узником собственного тела, либо не хотела чувствовать. Я всячески блокировала чувство уныния, ибо медленно тонула в нём. Приучалась заново верить в сказки.
В один из следующих дней госпитализации ко мне явился Елисей – тот самый волшебник с чувством вины. Я узнала его по костюму и глубокому тембру голоса.
– Добрый день, София, – коротко кивнул он. – Не помешаю?
– Разве мой ответ вас становит? Я знаю, кто вы. Знаю, зачем вы здесь.
Мужчина явно не ждал приветственных поклонов, но моя резкость его также смутила. Выпрямившись, он поправил шёлковый галстук.
– Единственное, что ты должна знать, так это то, что я способен тебе помочь. Так и будет, обещаю. Понимаю, сейчас это звучит нелепо, но, пожалуйста, не отказывай мне. Просто доверься.
Отвернувшись, я посмотрела на бездвижные ступни, торчащие из-под покрывала, и закусила губу. Моё упрямство было бессмысленным.
– Зачем вам это? – уже мягче спросила я. – Мама ясно дала понять, что вины вашего сына нет… Так к чему благородство? Оставьте заботу для кого-то другого.
Елисей заметно занервничал, будто сгорал от желания разорвать мой отказ на куски, но тем не менее оставался сдержанным.
– В первую очередь я виню себя за то, что многое ему позволил. – По всей видимости, он говорил о сыне. – Не будь я так равнодушен, этой аварии не случилось. Во-вторых, он действительно виноват, несмотря на рамки закона. Но поверь, моё предложение – это не только желание загладить вину. Я помогу в любом случае.
День выписки наступил незаметно. Однако радость вырваться из больничных стен таяла с каждой минутой. Пока Божена возилась с моими волосами, я безустанно спрашивала её о странном мужчине в красивом пиджаке. Как выяснилось после, Елисей был и остаётся главным благотворителем детского дома, в котором мама трудилась заведующей. Того детского дома, где я и Вета прибывали с младенчества. Того жуткого места, откуда Божена нас забрала.