И сейчас, спустя десять с лишним лет, я стояла с таким же клочком бумаги, на котором красивым почерком было написано горячее признание в чувствах, и я почему-то вспомнила именно тот самый момент из далекого детства. «Я буду любить тебя, пока смогу дышать»… из этих слов состояла записка, оставленная в учебнике. Почерк узнала… Будь мне на тот момент 18 лет, и происходила бы данная ситуация в лучших обстоятельствах, то не было бы цены этой записке.
Через месяц после начала работы я практически каждый день находила в учебниках маленькие письма, как оказалось сейчас, эти записки писал мне тот самый ученик, который прикрыл меня в день полета телефона. Узнала я это тогда, когда однажды он сам подошел ко мне и самоуверенно вручил его новое письмо. Не знаю, что в этот момент руководило им, и что давало ему такую уверенность в себе.
Насколько я знаю, он был из хорошей семьи, рос в полноценной семье, которая пользовалась довольно высоким авторитетом. Внешне он выглядел очень опрятно. Речь его была всегда вежливой, и производил он впечатление грамотного и воспитанного молодого человека, из тех, что обычно встречают тебя в офисах банков или в коридоре какой-нибудь муниципальной администрации. Весь его внешний вид и поведенческий характер никак не стыковались с его нахождением в этом месте. На вопрос, как он оказался здесь, всегда отвечал без конкретики, ловко увиливая от ясного ответа и давая понять, что мне не стоит знать об этой графе его жизни, а бирка на его груди почему-то отсутствовала. Я могла бы спросить у начальника отряда о нем, но меня всегда что-то останавливало. Так до сих пор и не знаю, по какой статье он сидел, но почему-то догадываюсь, что это было связано с оборотом запрещенных веществ.
В своих письмах мне он всегда рассказывал о своем дне – о том, что ему снилось, как сидит возле окна барака и ждет лишь начала уроков, чтобы наконец-то встретиться со мной. На письма я не отвечала, но он упорно оставлял мне свои бумажки надежды после каждого урока.
В тот день, когда он подошел ко мне с очередным письмом, я сказала ему, что он делает это зря, прямым текстом объяснила, что у меня нет и не может быть к нему ответных чувств. На его лице я увидела смятение и недоумение.
– Значит, так? – спросил он довольно твердым голосом.
– Так, ты все правильно понял, – не менее четко последовал мой ответ.
– Не Вы, так другая будет. Возомнили из себя особенную? – риторически задал он вопрос, тут же одарив меня насмешливой ухмылкой и не дав мне времени на ответ, вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Я так и осталась стоять с этим клочком лжи в руках.
С тех пор на моих уроках он вел себя довольно вызывающе, а вскоре и вовсе пропал из виду.
Однажды после урока литературы на перемене ко мне подошел один из учеников и попросил помочь написать ему письмо своей девушке, с которой он познакомился по переписке.
– Ну, если не стесняешься, в принципе, могу, – протянула я, – просто покажи письмо для начала, попробую подправить, может, и добавлю чего-нибудь, – с добрым энтузиазмом добавила я. Он тут же достал из нагрудного кармана сложенный лист бумаги и протянул его мне.
– Вот, только начал, нужно середину и конец придумать, – сказал он.
Я взяла лист, начала читать и, прекрасно зная его способности в письме, сразу поняла, что и начало письма не обошлось без чьей-то посторонней помощи.
– И насколько у вас все серьезно? – спросила я.
– Для нее не особо, но, кажется, она уже начинает западать, нужно прям уже «добить» как-то, чтоб конкретно, чтобы, прям, крепко-крепко полюбила, – и образно показал это захватом воздуха своим большим и красным кулаком, – она «заочница», а мне уже освобождаться скоро, время идет, тороплюсь, – сказал он и широко улыбнулся, оголяя свои редкие зубы.
– В смысле «заочница»? Учится где-то? – не до конца поняв суть выражения, переспросила я.
– Нет, это мы так называем девчонок, с кем знакомимся здесь. Они на воле, а мы – тут. На уши к ним приседаешь, а они голову теряют. Вы же, девушки, любите ушами. Вот мы этим и пользуемся, так сказать. Был один у нас – помогал всем писать, учитель бывший. Да освободился недавно, вот и застопорилась вся наша фабрика писем. А он писал такие письма – с гарантией! Бывало, он понапишет нам шаблонов – только имена вставляй, какие хочешь. И шлем мы эти письма в разные города пачками, а девчонки так сразу и валят к нам. Сколько вон пацанов освободилось, и едут после зоны к ним прямым рейсом. А там и хата, и баба наготове. А когда ты здесь – помогают, «передачки» носят, документы собирают, бывает, и деньгами помочь могут. Грамотно только попроси, поплачь, пожалуйся на негуманный суд (после этой фразы он громко захохотал). Если тебе конкретно повезет – так и жениться можно, потом и «свиданки» пойдут. Хоп! А там и ребенка можно заделать по-быстрому, так и по УДО срок – всего делов-то. Да, все хорошо в этом деле. А если ничего и не выйдет толком, то хотя бы забываешься как-то, отвлекаешься от всего плохого, весело, в общем. Самое главное, нужно писать грамотно и красиво. Вот Вам и величие Вашего любимого русского языка! Ну что, поможете бедному «влюбленному»? – очень быстро, но весьма понятно вывалил он на меня весь свой монолог, разложив всю эту схему «любовных» отношений на зоне, чтобы я прониклась этой проблемой.