Я пошел к задней двери; мне не хотелось, чтобы какой-нибудь припозднившийся водитель заметил, как я выхожу из школы. Луна скрылась за облаками, и звезды ярко сияли в бархатно-темном небе. Посмотрев на них, я подумал о том, какую из этих крошечных блестящих точек Андромеда Джонс называет своим домом. Кажется, существует созвездие Андромеды — не в честь ли этого созвездия она выбрала свое имя? В таком случае ей не откажешь в хладнокровии.
Разумеется, раньше я просто не мог вспомнить название хотя бы одного созвездия, но сейчас это ничуть не встревожило меня. Наверное, я уже начал привыкать к своему возросшему интеллекту.
Я обошел вокруг школы. Трава намокла от росы, и когда я вышел на дорогу перед зданием, мои кроссовки тоже насквозь промокли. Где-то в отдалении трещал сверчок.
Мне нравится быть одному ночью. Ночью тихо, спокойно, и человек может чувствовать себя самим собой — не то, что днем.
Послышался бой городских часов. Два часа ночи! Пора брать ноги в руки — и вперед.
Но я не успел пройти и пары кварталов, когда рядом со мной притормозил автомобиль и глубокий мужской голос произнес:
— Садись, Дункан.
Глава двенадцатая
ОБВИНЯЕМЫЙ
Как только мое сердце вернулось из пяток в положенное ему место, я понял, что знаю человека, который сидит за рулем. Это был отец Питера Томпсона.
— Садись, — повторил мистер Томпсон. — Я подброшу тебя домой.
Я помедлил, но вовсе не потому, что не доверял мистеру Томпсону. Просто мне не хотелось слушать его разговоры о том, как ему не хватает сына теперь, когда Питер пропал без вести. С другой стороны, я устал и проголодался, и перспектива поездки домой вместо долгой прогулки пешком выглядела очень привлекательно. «Ладно, — подумал я — Игра стоит свеч; главное — побыстрей добраться до холодильника».
Содержимое нашего холодильника в тот момент интересовало меня больше всего остального. Я надеялся найти там еду, которая не плавает в банках со спиртом, не светится в темноте и не кричит: «Пуут!», когда ты прикасаешься к ней. Отец иногда называет наш холодильник «египетской гробницей», поскольку некоторые продукты лежат там по нескольку месяцев, а после этого отправляются на помойку. Когда он начинает ехидничать по этому поводу, мама говорит: «Послушай, Хэролд, если тебе не нравится, сам размораживай холодильник и следи за продуктами. Руки у тебя пока что на месте, хотя в следующий раз я за себя не ручаюсь».
Да, жизнь в нашем доме — это вам не сериал «Богатые тоже плачут»!
— Что вы делаете здесь в такое позднее время? — спросил я и тут же осознал, как глупо это прозвучало: по логике вещей, мистер Томпсон должен был задать такой вопрос мне. Но у большинства людей язык — это та часть тела, которая умнеет последней.
Я пожалел о своем вопросе, но мне пришлось раскаяться еще больше, когда я услышал ответ мистера Томпсона. В зависимости от смысла, который он вкладывал в свои слова, они означали либо нечто очень печальное, либо нечто очень страшное.
— Я ищу Питера, — сказал он.
Я закрыл глаза. Хотя ответ вертелся у меня на кончике языка, я понимал, что «послушай, Джек, твой сын удрал в космос, потому что видеть тебя не мог» было не тем замечанием, которое ему хотелось бы услышать в подобных обстоятельствах. На самом деле я мог придумать десяток разных замечаний, и все они прозвучали бы неуместно. Зато ничего более-менее подходящего в голову не приходило, поэтому я держал язык за зубами, стараясь не смотреть на бледное лицо мистера Томпсона.
— Я знаю, что он где-то здесь, — пробормотал он, вырулив на дорогу. — Не могу поверить, что он уехал далеко отсюда. Он достаточно умен и прекрасно понимает, что не сможет выжить где-нибудь в Нью-Йорке, хотя ему всегда хотелось жить там.
Мне стало грустно. «Далеко» для мистера Томпсона оказалось на несколько триллионов миль ближе, чем-то место, где сейчас мог быть Питер.
— Ты знаешь, где он, Дункан? — спросил мистер Томпсон — Ведь ты был его лучшим другом. Ты — единственный из его друзей, кто когда-либо ночевал в нашем доме. Он должен был сказать тебе, куда он собирается уйти. Скажи мне. Пожалуйста, скажи мне.
Мимо проехала встречная машина. В свете ее фар я разглядел слезы, блестевшие на щеках мистера Томпсона.
— Мы были совсем не такими близкими друзьями, как вы думаете, — честно признался я. — Он позволил мне остаться на ночь в вашем доме лишь потому, что у меня были крупные неприятности.