Музыка находится там: вы просто не можете сами добраться до нее!
То же самое относится и к телепередачам. Вы включаете телевизор, и бац! — появляется звук одновременно с изображением. Откуда они взялись? Если вы не смотрите видеомагнитофон, то они взялись из радиоволн, ретранслируемых по воздуху телевизионными станциями. Эти самые волны постоянно проходят через мозг каждого человека. Сейчас, когда вы читаете эти слова, через ваш мозг проходит огромное количество информации: несущие волны от нескольких телевизионных станций, десятки радиопередач, радиопереговоры полицейских и авиадиспетчеров с пилотами самолетов. Если бы вы могли воспринимать их, если бы ваш мозг мог истолковывать их так же, как образы, звуки или запахи, то вы смогли бы вытягивать эту информацию буквально из воздуха. Она здесь, но мы не знаем, как ее найти.
Мой сверхмощный мозг научился воспринимать эту информацию. Но вот в чем загвоздка: я никак не мог отключиться от нее!
Хуже того — я не мог даже рассортировать ее по порядку. Образы накладывались друг на друга. Закрывая глаза, я мог слышать две-три радиопередачи, одновременно наблюдая, как Том гоняется за Джерри на фоне рубки звездолета «Энтерпрайз».
Еще день-другой такой свистопляски — и я сойду с ума. В своем теперешнем состоянии я не мог нормально соображать. Репутация, которую я начал завоевывать своими успехами в учебе, грозила рассыпаться, как карточный домик. Люди долгое время считали меня дураком, и лишь в последние дни стали относиться ко мне как к умному человеку. Если все закончится сейчас, они сочтут мои успехи досадной ошибкой, неожиданным отклонением от нормы и вскоре обо всем забудут.
Последние несколько дней мне удавалось держать себя в руках, но теперь постоянный шум, замешательство и страх перед возможным будущим совершенно выбили меня из колеи. Поэтому, когда мистер Блэк задал мне вопрос, на который я мог ответить не задумываясь еще два дня назад, я непонимающе уставился на него.
— Ну, Дункан, давай, — подбадривал он. — Будь повнимательнее, ты же знаешь тему?
— Откуда вы это взяли? — неожиданно выкрикнул я. — Еще две недели назад вы считали меня круглым дураком!
Мистер Блэк так удивился, что выронил мелок, разбившийся на несколько кусочков. Я закрыл глаза, ожидая, что сейчас он прикажет мне отправиться к Хватале. Но, к моему удивлению, он спросил:
— Ты себя хорошо чувствуешь, Дункан? Может быть, тебе стоит заглянуть во врачебный кабинет?
Я недоуменно заморгал. Происходило что-то очень важное, но поскольку мой бедный мозг разрывался между «Викториной для догадливых» и скрипичным концертом Моцарта, я не мог разобраться, что именно.
— Дункан, я спросил, не стоит ли тебе встретиться с врачом?
Я покачал головой. Вряд ли врач мог помочь мне. Скорее мне требовался опытный электрик, способный снабдить меня выключателем и регулятором громкости где-нибудь на затылке.
— Ничего, со мной уже все в порядке, — пробормотал я. Это было первой ложью, которую я позволил себе за несколько дней. — Извините, что сорвался.
Мистер Блэк пожал плечами.
— Иногда случается, — заметил он.
Этим вечером я снова вышел из себя, когда Патрик язвительно спросил:
— Эй, Дункан, а почему ты снова не сидишь, уткнувшись в книжку? Решил на время вернуться к нормальной жизни?
Я посоветовал ему заткнуться. Он вкатил мне подзатыльник. Тогда я заявил, что с меня достаточно и я ухожу из дома. Разумеется, на самом деле я не собирался этого делать, но, когда жизнь становится настолько нестерпимой, люди иногда говорят необдуманные вещи.
С тех пор как это началось, мне не удавалось нормально поспать. В ту ночь, лежа в постели с закрытыми глазами, я видел Хэмфри Богарта, целующего лошадь Джона Уэйна, в то время как Эд Мак-Магон3 пытался продать консервы для собак Аттиле, царю гуннов. На заднем плане дребезжала смесь из «Роллинг Стоунз» и рэп-группы «Фанаты зловонной лужи».
Мне хотелось кричать во весь голос. И вдруг, словно по волшебству, какофония прекратилась!
— Дункан, — шепнул голос у меня в голове — Дункан, ты слышишь меня?
Это был Питер Томпсон!
— Я слышу тебя, — прошептал я в ответ.
— Дункан, — повторил он.
— Ты слышишь меня? — В его голосе звучало отчаяние.
— Где ты? — прошептал я, но он пропал. В мой исстрадавшийся мозг снова хлынули радио- и телепрограммы.
Я задумался, не схожу ли я с ума. Мне нужно было с кем-то поговорить, и больше всего мне хотелось позвонить Сьюзен. Но было уже слишком поздно; ее родители уже спят, а если и не спят, то откажутся звать ее к телефону.