Я понимал: ей ужасно хочется поверить в то, что мы видели какую-то ошибку, странное отклонение от нормы.
- Сорок тысяч,- произнес Дункан. Его глаза были закрыты, как будто он читал страницу книги у себя в голове.
- Что? - непонимающе спросила Сьюзен.
- Сорок тысяч,- повторил он.- Столько детей умирает каждый день от войн, болезней и голода.
Я со свистом втянул в себя воздух. Сорок тысяч! Это вдвое больше, чем все население Кентукки-Фоллс!
- Сорок тысяч в день,- бесстрастно подтвердил Дункан.- Это четверть миллиона в неделю, больше миллиона в месяц. Почти пятнадцать миллионов в год. Они умирают оттого, что не получают прививок, которые стоят меньше доллара штука. Они умирают от грязной воды и недостатка пищи. Они умирают оттого, что другим людям нет до них дела.
Дункан сидел неподвижно, словно в трансе. Слезы струились из-под его опущенных век, пролагая дорожки в пыли, покрывшей его щеки в лагере беженцев. Его голос был словно голос Бога, перечисляющего наши грехи.
- В прошлом году четырнадцать миллионов детей умерло потому, что мы, земляне, решили потратить свои деньги на другие цели. В позапрошлом году было то же самое. И в этом году, наверное, тоже.
Внезапно он открыл глаза и посмотрел прямо на меня.
- Питер, за последние несколько недель я узнал очень многое. Я прочел больше книг, чем ты можешь представить. Я вобрал в себя миллионы фактов и пытаюсь связать их между собой. Я не понимаю, что все это означает, но мне известны цифры. Мне известно, что деньги, потраченные на вооружение и содержание армий за один день, могли бы спасти пятьдесят миллионов детей в следующие десять лет.
Пока Дункан говорил, перед моими глазами возникло видение, мечта о том, что люди Земли - не президенты, не правительства, а просто люди - внезапно обрели способность говорить одним голосом. И они сказали: «Достаточно. Мы не хотим,- чтобы так продолжалось и дальше. Пусть все будет правильно!»
Но мы не могли говорить одним голосом. Мы почему-то были бессловесны перед лицом надвигающейся катастрофы. Мы делали вид, что ее не существует.
Мне было нехорошо от стыда и гнева. Я знал, что после сегодняшнего вечера я уже никогда не буду таким же, как раньше.
Я был свидетелем преступления. Теперь я буду говорить о том, что я видел, ибо молчание - это тоже преступление.
Глава девятая
СИГНАЛИЗАТОРЫ И АМОРТИЗАТОРЫ
К концу нашего первого полета мы совсем выбились из сил, и не только потому, что провели без сна большую часть ночи. Сильнее всего мы устали от вещей, которые нам пришлось увидеть, и от чувств, которые они в нас вызвали. Даже сейчас я не помню, как вышел из летающей тарелки и лег в постель. Должно быть, мне все же как-то удалось это сделать, поскольку, когда я проснулся, солнце ярко светило мне в лицо, а моя голова лежала на подушке.
Интересно, не Броксхольм ли отнес меня наверх? Я помнил, как отец однажды носил меня на руках, когда я был еще совсем маленьким.
Некоторое время я просто лежал, глядя в потолок и размышляя о пережитом. Мои мысли то и дело возвращались к двум врачам из Эфиопии и к человеку, пожертвовавшему своей жизнью ради спасения мальчика с поля битвы в Азии. Никто не принуждал тех врачей оставаться в лагере беженцев. Никто не принуждал того человека рискнуть своей жизнью ради ребенка.
Криблим сказала, что мы ищем надежду. Даже в худшем из возможных мест нам удалось обнаружить немного надежды. Может быть, положение все-таки не совсем безнадежно?
Вскоре я услышал дыхание Большой Джулии и посмотрел на часы, стоявшие рядом с кроватью. Уже почти полдень! Вынув из рюкзака чистую смену белья, я оделся и спустился вниз.
Сьюзен, Криблим и Броксхольм уже сидели на кухне за завтраком. Поскольку инопланетяне были без масок, сценка напоминала кошмар из фильма ужасов.
- Возьми плескит,- предложила Криблим, когда я сел. Она положила мне что-то круглое и пурпурное. Я недоверчиво, взглянул на незнакомый предмет.
- Ешь,- тихо сказал Броксхольм. Я не нуждался в его подсказке, но перед моими глазами стояли люди, которых мы видели вчера. Как мог я есть после этого?
- Ты не поможешь им, если будешь морить себя голодом,- резко произнес Броксхольм, словно читая мои мысли.- Ешь!
Я немного помедлил и осторожно надкусил круглый предмет, мысленно поклявшись найти какой-нибудь способ помочь голодающим детям.
Плескит оказался сочным, немного хрустящим и имел изысканный вкус. Его аромат напоминал лесную землянику. Может быть, Криблим не случайно замаскировалась под учительницу по домашнему хозяйству?