Однако меня ждет Рáхош, и поэтому я отбрасываю в сторону свои печали. Раз он сын моего отца, как он утверждает, он захотел бы увидеть место его последнего пристанища. Взглянув напоследок на свою любимую пару, я хватаю копье и выхожу наружу. Мгновенье спустя незнакомец следует за мной.
В то время как направляемся вниз к побережью, мы не говорим ни слова. Правда, он выполнил обещание, поскольку никого из остальных поблизости нет. Никто нас не останавливает, чтобы поговорить. Такое впечатление, будто мы одни, хотя я знаю, что много плохих ждут совсем рядом, прямо за следующей грядой скал.
И тогда мы уже стоим перед пещерой моего отца. Я на мгновение замираю. Ну, мне кажется, это очень… личное. Чувствую себя так, будто собираюсь выставить напоказ весь свой мир этому незнакомцу, которого я не знаю, но у которого мое лицо. Разные мысли спорят и ссорятся в моей голове. Он — плохой, но… все же мой брат. Разве мой отец не хотел бы этого? Тяжело вздохнув, я прислоняю свое копье к стене скалы и приседаю на корточки, чтобы забраться в пещеру.
— Сюда, — говорю я Рáхошу резким голосом. Независимо от того предпочтет он следовать за мной или нет — решать только ему.
Я заползаю в небольшое помещение и усаживаюсь на колени возле груды камней, покрывающей кости моего отца. До сих пор я помню тот день, когда затаскивал сюда его мертвое тело, те долгие часы, которые на это потребовались, и бесконечные походы, чтобы насобирать побольше камней, потому что одна лишь мысль о том, что падальщики раздирают его до костей, была нестерпимой. Тогда я был еще маленьким комплектом и безнадежно одиноким.
Печаль того дня наполняет меня, и я склоняю голову. Мой отец.
Тут я слышу тихий шум и поднимаю глаза. Там Рáхош, его длинное тело согнуто, чтобы заползти в пещеру после меня. Его покрытое шрамами лицо обращено в мою сторону, но смотрит он на аккуратную и опрятную груду камней, которая является последним пристанищем нашего отца. Его взгляд обращается к ожерелью, висящему со скалистого выступа, и неприкрытая скорбь искажает черты его лица.
— Оно принадлежало моей матери, — говорит Рáхош спустя некоторое время. — Нашей матери. Я помню, как он надел его себе на шею после ее смерти.
Мое сердце испытывает боль при одной лишь мысли о ней.
— Я ее вообще не помню.
— Ее звали Дайя, — в его голосе слышится скрежет, и он не хочет смотреть на меня. — Я сам мало что помню о ней, только то, что ее живот был округлен тобой, когда отец забрал нас с собой. Она резонировала для него дважды. Первый раз со мной, а потом через пять лет с тобой, — его взгляд скользит ко мне. — Она не любила нашего отца.
Я свожу брови.
— Но… они же резонировали.
Я думаю о Хар-лоу, о ее груди, мурлычащей подо мной. Это наполняет меня таким удовлетворением и радостью. Я себе даже представить не могу обратное.
— Она любила другого. Я это очень хорошо помню. Вáшан ей даже не нравился.
Вáшан. Имя отца. Слова Рáхоша наполняют меня гневом, но я хочу узнать больше. Он знает о моей семье такое, что я не могу знать, и я жажду ответов.
— Но я же здесь.
— Никто не может отвергнуть резонанс, — категорически заявляет Рáхош. Он протягивает руку и дотрагивается до одного из камней на могиле отца. — Хектар — отец Вэктала, к тому же и вождь — решил, что они должны родить этот комплект ради обеспечения продолжения племени, но она не обязана с ним жить. Она могла вернуться к паре своего сердца.
Я сжимаю губы при одной мысли об этом. Не удивительно, что мой отец их так ненавидел. Они удерживали его пару от него.
— Наш отец решил, что такой ответ его совершенно не устраивает. Он взял нас с матерью с собой на один из своих охотничьих походов… и больше никогда не возвращал ее обратно. Он просто уводил ее все дальше и дальше от племени. Не сюда, — он поднимает голову. — Я бы запомнил запах соли. Но он удерживал ее и прятал. Она не была охотницей и не знала, как найти дорогу, чтобы вернуться к племени. Я помню, как она плакала много дней и ночей. Но отец и не думал изменить свое решение.
Чувствую я себя так, будто внутри меня заложен камень.
— А потом родился ты, и напряжение между ними, казалось, исчезло. Наверное, впервые после ухода из пещер мать была вполне счастлива. Она любила тебя. Ее крошка Мáрух. Помню, как она говорила это снова и снова. Это — одно из моих последних воспоминаний о ней, — он резко отводит взгляд, обратно к ее ожерелью. — Са-кoхчк трудно убить шестерым охотникам. Ты только представь попытку убить его одним мужчиной вместе с его парой и маленьким мальчиком, — он качает головой и потирает рукой челюсть. — Мать была полна решимости помочь, потому что знала, что если мы не получим для тебя кхай, ты умрешь. Они убили его, однако мать во время охоты погибла, а я был покалечен, — рукой он касается своего лица, глубоких шрамов под сломанным рогом. — Я немногое помню после этого. Только то, что отец вернул меня в племя для того, чтобы залечить раны, и там меня бросил. Я никогда не понимал, почему он не остался со мной жить, — его взгляд скользит ко мне. — Теперь знаю. Он сказал мне, что ты умер, но это, как оказывается, было ложью. Он просто не хотел возвращать тебя в племя. Со мной у него не было выбора.