Даже и не знаю, что сказать. В голосе Рáхоша много гнева. Я молча задумываюсь на минутку. Возле каменистого захоронения отца очень тихо.
— В нем было столько ненависти к ним. Всегда.
Рáхош медленно кивает головой.
— И все же меня он оставил с ними, а тебя защищал. Не знаю, почему меня это злит, но это так. Твоей вины в этом нет.
Я тоже зол и никак не пойму, почему. Я любил своего отца. Я ужасно по нему тосковал, но после того, как услышал это, я в полном замешательстве и обиды на него. Он никогда не рассказывал мне о Рáхоше. Он никогда не рассказывал мне, что должен был насильно принуждать мою мать жить с ним. Я уже не знаю, что мне думать.
— Когда он умер? — спрашивает Рáхош шепотом. — Много сезонов спустя я ходил на его поиски, но в его старой пещере от него ничего не осталось.
Долгое время я молчу, пытаясь представить, в какой из пещер Рáхош побывал. У моего отца было несколько, которые он менял из сезона в сезон, и я делал то же самое. Именно так я столь долго избегал плохих, пока скитался в полном одиночестве. И все же его признание в том, что он ходил на поиски отца, доставляет мне… большое удовольствие. Мне приятна мысль, что этот мужчина никогда не отказывался от своего отца. Я бы поступил точно так же.
— Я был еще маленьким. Где-то…, — я пытаюсь вспомнить. — Сезонов семь. Была охота, и его ранила снежная кошка. Рана совсем не заживала, и он умер от лихорадки.
Лицо Рáхоша перекашивается от гнева.
— Еще одна опасность, которую целительница могла предотвратить. Он что, умереть хотел?
У меня нет на это ответа. Теперь, когда я знаю, что у них есть целительница, я и сам хотел бы это узнать.
Через некоторое время он говорит снова.
— Ты… остался совсем один?
Соглашаясь, я отвечаю ворчанием. Совсем один очень, очень долгое время. Эта мысль накрывает меня душевными терзаниями с еще более неопределенным возмущением и беспокойством, как только вспоминаю о своей паре. Я бы умер, если б она покинула меня.
— К тому времени, когда я обнаружил Хар-лоу, я столько всего забыл. Она научила меня снова говорить. Как обрабатывать кожу зверей. Умению много чего делать.
Он медленно кивает головой.
— Люди умные. Они нежные и хрупкие, но ум у них… — он постукивает себя по виску, по шраму. — Они, как лезвия. Моя Лииз может убить своим язычком.
Но он ухмыляется, словно он очень счастлив от самой мысли.
Хар-лоу рассказывала мне историю о том, как ее люди сюда попали. Даже не знаю, верю ли я во все это. Звучит слишком невероятно, чтобы быть правдой, но, судя по реакции этого мужчины, люди обнаружены недавно, к тому же отличаются от плохих.
Рáхош еще несколько мгновений смотрит на могилу нашего отца, сложенную из камней, а потом оглядывается на меня.
— Славно… снова обрести семью.
Неужели мы семья? Для меня он все еще незнакомец. Хар-лоу — единственная, кто мне не безразличен. Но от как-то странно знакомого мне присутствия Рáхоша я чувствую себя… менее одиноким. Так что в этом что-то есть.
Часть 8
ХАРЛОУ
Когда мы покидаем нашу пещеру на побережье, мне прям плакать хочется. Весь прошлый год я была там так счастлива и чувствую себя там как дома больше, чем в племенных пещерах, куда мы возвращаемся. Я чувствую себя виноватой, что нам пришлось принять это решение, ведь мы должны были принять его в результате предательства моего тела.
Если уж быть уже совсем честной с собой, то маленькая, обеспокоенная частичка меня гадает, не вернулась ли обратно опухоль головного мозга. Ну, что мой кхай больше не может выносить напряжения, чтобы ей противостоять, и она вернулась, и именно поэтому мне так плохо. Я об этом не говорю ни Руху, ни Лиз с Рáхошем. Возможно, окажется, что все это ерунда и ничего такого нет, а Рух будет бесконечно переживать. Мое истощение и слабость просто могут быть как-то связаны с ребенком.