Константин сидел в кресле и нервно курил.
— Ради Бога извини, — нарочито бодро сказала Лариса. — Давай работать, а то я отняла у тебя время.
— Ерунда какая, — ответил он. — При чем тут время!
— Но я ведь знаю, как ты занят. А тут…
— Не говори ничего, — вдруг резко прервал ее Константин. — Я и так все понял. Да, не хотел бы я оказаться на месте этого типа, в которого ты запустила пепельницей!
— Ты и не окажешься на его месте. — Лариса с радостью ухватилась за удачно начатую игру. — Эта давняя история, ужасно дурацкая… Я не думала даже, что этот человек способен на такое…
— А на что способен я, ты знаешь? — вдруг спросил он, поглядев ей прямо в глаза.
— Ты не способен на грубость, — сказала Лариса. — Разве ты стал бы вести себя так?
— А если бы стал? — Константин продолжал смотреть на нее, и от его взгляда Ларису стала пронизывать нервная дрожь. — Что бы ты швырнула в меня? Стул или нож?
— Да что ты, хватит об этом. При чем здесь ты?
— При том, что ты сама провоцируешь на это!
— Я? — закричала Лариса. — Да чем же я провоцирую?!
— Всем, — ответил он, поднимаясь с кресла. — Своим видом, своей красотой, походкой, движениями, голосом… Да просто своим существованием! Ты думаешь, хоть один нормальный мужчина может находиться рядом с тобой и не сходить при этом с ума?
— Но ты ведь не сходишь с ума, ты можешь относиться ко мне просто по-дружески, не как бешеный зверь.
— Знала бы ты, чего мне это стоит… — Он закурил новую сигарету, подошел к окну, поглядел вниз, на вечернюю улицу. Потом повернулся к ней, лицо его стало бледным, даже плотно сжатые губы побелели и казались почти безжизненными.
— Давай не будем об этом, — торопливо заговорила Лариса. — Это я виновата, не надо было ничего тебе говорить… Просто бред какой-то, ну мало ли что у меня случилось, все это уже прошло, закончилось, и ты не имеешь к этому вовсе никакого отношения…
— Ошибаешься. Еще как имею. Ничего не кончилось, все только начинается, и ты сама прекрасно знаешь это. — Он приблизился к ней, губы его сжались еще плотнее, а руки, словно помимо его воли, сами протянулись к ее рукам и стиснули их с такой силой, что Лариса от неожиданности вскрикнула.
— Не надо… — прошептала она, та последних сил пытаясь остановить его. — Не надо… Я… я не хочу этого. Между нами ничего не будет, ничего не должно быть…
— Между нами уже есть и будет, остановить это невозможно. Не пытайся себя обманывать.
Лариса стояла рядом с ним, словно натянутая струна, которая от каждого прикосновения может оборваться в любой момент.
Он притянул ее к себе и, разжав свои почти посиневшие губы, с жадностью приник к ее губам… И Ларисе казалось, что это продолжается целую вечность… Все, чего она так боялась, а в душе ждала и желала, могло произойти в любой момент, прямо сейчас. Надо немедленно оттолкнуть его, вырваться, и тогда все будет по-прежнему, как было раньше… Но руки почему-то не слушались, бороться с собой совершенно не было больше сил. Бездна запретных чувств и тайной страсти разверзлась и мгновенно поглотила ее, и все вокруг потонуло в беспросветной мгле…
Лариса проснулась на рассвете и долго не открывала глаз, не желая возвращаться к реальности. Возможно, события прошедшей ночи — всего лишь сон, навеянный ее воспаленным воображением. Как бы ей хотелось, чтобы это действительно было сном, безумным сладостным сном, полным непреодолимых соблазнов, который рассеется вместе с лучами солнца, проникнувшими через окно. Наконец она заставила себя открыть глаза. Утро было пасмурное, серое. За окном уныло капал мелкий дождь. Ларису охватила невыносимая тоска, от которой хотелось не просто плакать, а выть в голос. Не было никакого сна, и всего несколько часов назад здесь, рядом с ней, в этой постели был Костя Астахов, он обнимал и целовал ее, потом они долго занимались любовью, и им обоим это очень нравилось. Все это было на самом деле, и ничего уже нельзя изменить, нельзя отмотать время назад… Теперь надо думать о том, как жить с этим дальше. А с чем, собственно, жить? Со своей слабостью, с изменой Артему? Господи, даже в мыслях ей страшно было произнести это слово! Как же легко и прекрасно было жить до вчерашней ночи и как мучительно сложно все стало теперь… Она лежала в постели и курила, поставив пепельницу на тумбочку. Кажется, это была уже четвертая сигарета за сегодняшнее утро. Надо было встать, выпить кофе, привести себя в порядок, но ей ничего не хотелось делать. И больше всего на свете ей не хотелось сейчас оставаться одной, наедине с собой, со своими истерзанными чувствами и мрачными мыслями. Провалявшись еще какое-то время, она извела себя окончательно, встала, взяла телефон и позвонила Вике.