Я сказал, что, понятно, вернусь, какой может быть разговор. У меня и в мыслях не было уйти из леспромхоза. Но приехал в Петрозаводск, и все изменилось.
Редакция
Поезд в Петрозаводск пришел рано утром. Я с волнением вышел из вагона — все-таки два года не был тут. Огляделся по сторонам, стоя на платформе. Всё было как и прежде: маленькое деревянное зданьице вокзала, деревянные заборы по обе его стороны, деревянные тротуары от вокзала к городу, коновязь в сторонке, ломовые извозчики на телегах, легковые — на колясках. Всё как было. И только погода стояла другая. Тогда, голубой осенью 1930 года, когда мы уезжали с Александром Яковлевым в Ругозеро, было сыро, холодно, хмуро. Теперь, несмотря на ранний час, уже пригревало солнце, было тепло и светло. Август в Карелии — добрый месяц.
Никто меня не встречал. Собрался было поехать на извозчике, но как на грех всех извозчиков до меня расхватали приехавшие с северным поездом пассажиры. Направился домой пешком. По дороге заметил: у хлебных магазинов застыли в ожидании открытия длинные очереди. В городе не хватало хлеба. Раньше в доме, купленном родителями в 1931 году, я не бывал и знал о нем только то, что он под номером пятьдесят восемь находится на улице Куйбышева. Нашел его без особого труда, так как знал город прилично.
В доме было пять комнат, в которых жили четыре семьи — отец приобрел его вместе с постояльцами — семейным ветврачом Питиным, семейным ветфельдшером Моисеевым и медсестрой Харитоновой. Наша семья, состоявшая в то время из восьми человек, занимала одну, правда, самую просторную комнату. Нечего было и думать о каких-либо даже минимальных удобствах. Теснота невообразимая. На кроватях спали только больная бабушка, мать и сестра. Остальные ложились вповалку на пол.
Меня успокаивало то, что я не долго буду стеснять семью, вскоре надо было уезжать обратно в леспромхоз. Но случилось непредвиденное. Мой товарищ по техникуму Иван Кутасов, работавший в редакции «Красной Карелии», сказал мне при первой встрече, что я вместе с ним должен сходить к редактору газеты И. М. Стерлину. Я спросил:
— Зачем?
— Ну, ясно же зачем, — ушел он от ответа.
Впрочем, я и сам догадался, почему редактор хочет встретиться со мной. После того как в «Красной Карелии» был напечатан мой очерк, присланный на конкурс, Кутасов посоветовал Стерлину, недавно назначенному в газету и спешно обновлявшему редакцию, взять меня на работу. Стерлин с готовностью согласился.
И вот мы идем в редакцию. В маленькой задымленной табачным дымом комнатке, именуемой кабинетом редактора, нас встретил высокий человек с красивой шевелюрой слегка вьющихся волос и большими серо-голубыми глазами. Сразу заговорил о деле:
— Мне понравился ваш очерк. Товарищ Кутасов утверждает, что вы и раньше писали в газету, любите писать. А что, если поработаете в штате? Согласны?
Я сказал, что, конечно, согласен, но только через год. Стерлин захохотал:
— Выдумщик! Товарищ Кутасов, вы только полюбуйтесь, какой выдумщик ваш друг. Да через год вы, может, и не понадобитесь редакции. Но почему через год?
Я ответил, что дал обещание вернуться в леспромхоз.
Стерлину опять стало весело:
— Мало ли кто кому что обещал!
Мне не понравился такой неприкрытый цинизм редактора. Сухо сказал ему:
— Нет, товарищ Стерлин, от своего обещания я не откажусь!
Стерлин посмотрел на смутившегося Кутасова:
— Да что мы будем его уговаривать! Передадим дело в обком — и разговору конец. Вы ведь коммунист? Кандидат? Ничего — партийная дисциплина распространяется и на кандидатов.
Через несколько дней меня пригласили в обком и сообщили, что принято решение о переводе меня из Ругозерского леспромхоза в редакцию газеты «Красная Карелия». Хотел возразить, но промолчал, не воспротивился, не хватило духу.
Так я не сдержал своего слова. Что подумал тогда обо мне Пейппо — крутой директор, — иногда и перегибал, но честнейший человек. А Канто?
До сих пор мучает совесть, не могу себе простить, почему уступил тогда, проявил нерешительность.
Две даты: 29 сентября 1932 года и 16 июня 1984 года. Между ними солидный пласт времени — пятьдесят один год и восемь с половиной месяцев.
29 сентября 1932 года я первый раз переступил порог редакции газеты «Красная Карелия» как ее штатный сотрудник. Редакция размещалась тогда в одноэтажном каменном домике на Пушкинской улице. Когда-то в нем была свечная фабрика. В помещении пахло воском и типографской краской. Мне отвели место за небольшим замызганным столом. Мое место оказалось прямо под форточкой. В нее врывался свежий онежский ветер. Было холодно. Я захлопнул форточку. Сидевший за соседним столом солидный Матвей Покровский — заведующий промышленно-транспортным отделом — мягко заметил: