Придя однажды на занятие, Полина Ивановна сказала, что сегодня почитает нам Николая Васильевича Гоголя. Раскрыла книгу, и мы услышали: «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои…» Мне так понравились эти слова, прозвучавшие как песня, что я попросил учительницу повторить их. Она прочитала еще лучше, напевнее, взволнованнее, продолжила чтение дальше. И дальше все было прекрасно — весь гоголевский рассказ о Днепре был таким же завораживающим, как и первая фраза. Меня покорило слово великого писателя. Я начал писать стихи.
Писал, учась в начальной школе, в семилетке, в техникуме, на лесозаготовках, в редакции газеты.
Писал, и лучшее, по своему выбору, посылал в ленинградский журнал «Резец». Консультанты журнала неизменно советовали, исходя из личных симпатий и привязанностей, читать стихи то одного, то другого поэта. Я читал и тех, и других, писал, снова посылал, и снова — стандартные рекомендации. Первое мое стихотворение напечатала 10 марта 1929 года ставшая мне потом родной «Красная Карелия». Спрятал газетку со стишком понадежней в чемодан из гнутой фанеры и отправился на Верхне-Выгский лесосплав проходить производственную практику.
Сплав на Верхнем Выгу трудный — отмели, пороги, глубокие мертвые плесы. Там работают сильные и мужественные люди. Я восхищался ими, надумал сочинить стихотворение о них. Три вечера мучился, сидя на нарах возле керосиновой лампы. Ничего интересного не получилось, выбросил бестолковое писание в топящуюся буржуйку. Написал простую заметку, но не сухую, а с деталями. Получилось что-то вроде зарисовки. Подписался псевдонимом — Федор Лесной. Послал в «Красную Карелию». Сразу напечатали. С тех пор, на протяжении многих лет, псевдоним Федор Лесной не сходил со страниц газеты. Со временем я решил попробовать свои силы в прозе. Написал что-то вроде рассказа о знакомых мне по общежитию братьях Галактионовых — хороших парнях из Кончезера.
В то время в Публичной библиотеке изредка устраивались литературные консультации. В чердачной комнате каменного библиотечного здания был отгорожен угол. Здесь-то консультанты и принимали начинающих литераторов.
Написанный от руки рассказ занимал полную школьную тетрадку. Я подал ее сидящему за столом интеллигентному молодому человеку. Лицо у него было бледное, нежное, но серьезное. Прочитав рукопись, он строго сказал:
— Никакого рассказа у вас нет, — помолчал, спросил: — А что такое легушка? Я не знаю такого слова.
— Подбородок, — объяснил я.
— Так и пишите — подбородок. Что еще за легушка?
— У нас так говорят.
— У кого это у вас?
— У нас в Деревянном.
— Мало ли что говорят у вас в Деревянном, — с раздражением пробурчал консультант и вернул мне тетрадку.
Выйдя на улицу, я разорвал тетрадку на мелкие клочки, зашел во двор библиотеки и высыпал их в урну.
Такой была моя первая встреча с А. М. Линевским, тогда автором лишь первых двух-трех рассказов, напечатанных в журнале «Вокруг света», впоследствии ставшим одним из самых видных русскоязычных писателей Карелии.
Забегая вперед, скажу, что после встречи в библиотеке на протяжении целых пятнадцати лет мы были знакомы с Линевским только шапочно. Лишь в 1944 году произошла вторая близкая встреча. Я был уже заместителем редактора «Ленинского знамени». Линевский предложил редакции статью о новых археологических изысканиях, участником которых был сам. Статья оказалась излишне усложненной по содержанию и довольно корявой по форме. Я отредактировал ее. Прочитав гранки, возмущенный Линевский прибежал ко мне:
— Кто правил статью?
— Каюсь, я. Но какое это имеет значение?
— Да кто вы такой?
— Простой советский человек.
Откровенно говоря, я ожидал, что Линевский вспомнит сейчас — была у него в молодости такая слабость — о своем дворянском происхождении, о белой кости, о голубой крови. На этот раз он воздержался от родовых воспоминаний, лишь информировал меня о том, что мне было давно известно:
— Я все-таки кандидат наук.
— Знаю.
— А вы?
— Я просто газетчик.
Линевский продолжал горячиться:
— Я не газетчик и газетчиком не желаю быть!
— Это ваше дело, — сказал я, — но уж если вы пришли в газету, извольте писать ясно и доходчиво. Тем более что вы ведь писатель.