В конце концов мне удалось доказать, что статья ничего не потеряла от поправок. Она была напечатана. Потом, особенно после того, как вышла в свет моя повесть «Наша лесная сторона», отношения у нас наладились.
Линевский был истым писателем. Он не просто знал — понимал литературу, верно служил ей. Его романы «Беломорье», «Бушует Беломорье», многие повести и рассказы — произведения зрелые, выношенные, выстраданные.
В Карелии первый раз повесть «Листы каменной книги» была издана в 1939 году, второй раз — через тринадцать лет — в 1952 году, третий раз — через двадцать четыре года — в 1976 году. В Москве «Листы каменной книги» вышли один раз — в 1959 году.
На мой взгляд, эта повесть Линевского — одно из самых интересных художественных произведений о древнем мире, не просто увлекательное, но в высшей степени полезное чтение для подростков. «Листы каменной книги» в каком-то отношении сочинение хрестоматийного уровня. Линевский-ученый точно, Линевский-художник ярко воссоздал жизнь первобытного общества.
Север он полюбил с юных лет. Еще подростком приехал сюда с отцом-инженером на строительство Мурманской железной дороги. Его покорила суровая романтика угрюмого края. Окончив университет, переехал из Ленинграда в Петрозаводск и навсегда остался здесь.
У нас иногда сетуют на то, что мы мало читаем друг друга. К сожалению, это так. Линевский был исключением. Он успевал читать почти всё, что писали его коллеги. Это был самый исправный член редколлегии журнала «Север», участвовал если не во всех, то в подавляющем числе обсуждений. И ему было что сказать. Конечно, у него были свои пристрастия, симпатии и антипатии. Случалось, кого-то он неоправданно превозносил, кого-то недооценивал. Моего творчества он не жаловал. Но я не очень обижался на его критику, потому что она шла от чистого сердца. Это был человек благородный, обладавший высокой внутренней культурой, которой, увы, недостает многим из нас.
Последние годы Линевский жил одиноко и трудно, но раз избранное дело продолжал с отвагой, упорством и терпением. Пусть же долго будет заметен его след.
В начале тридцатых годов в «Красной Карелии» работали три поэта — Николай Грибачев, Александр Иванов, Иван Кутасов. Для областной газеты немало. Они нередко печатали на ее страницах свои стихи, но чаще всего выступали с оперативными корреспонденциями и, непременно, с очерками. Очерками стал увлекаться и я. Были среди них удачные, были неудачные. Не буду разбирать их. Это достаточно полно и верно сделано Ю. И. Дюжевым в его книге «Федор Трофимов. Очерк творчества».
С некоторых пор я стал увлекаться книжной публицистикой. Продолжая тащить тяжелый воз обязанностей ответственного секретаря редакции газеты, умудрялся выкраивать время для работы над книжками общественно-политического характера — была потребность выйти за рамки газетной работы. С Иваном Кутасовым написали книгу о Петрозаводске, с В. И. Машезерским подготовили брошюру «Карело-Финская ССР». Она вышла в Госполитиздате стотысячным тиражом. Во время Великой Отечественной войны написали с И. М. Моносовым две книжки о наших партизанах. Позже отдельными изданиями вышли написанные мной рассказы об отважном партизане Иване Карху и прославленном партизанском командире Иване Антоновиче Григорьеве.
Курсы в Москве
В 1935 году обком партии послал меня на трехмесячные курсы при Всесоюзном коммунистическом институте журналистики (ВКИЖ).
Институт размещался в старинном здании на Мясницкой улице, ныне улице Кирова. Верхние этажи его были отведены под учебные аудитории, внизу находились общежитие, столовая, другие службы. Курсанты поселились в комнатах студентов, которые только что разъехались по домам или на практику. Мне надо было побывать у ректора института. Я знал только его фамилию — Курс. И вот я в его кабинете.
Из-за стола навстречу мне поднялся маленький человек в отливающих золотом очках. У него были пышные светлые волосы и такая же светлая реденькая бородка. Одет он был в подпоясанную черным узеньким ремешком рубаху цвета хаки и такие же брюки, заправленные в мягкие сапоги. Весь — чистенький, аккуратный. Его интеллигентный вид располагал к доверию. Я, оробевший было поначалу, почувствовал себя свободно, крепко пожал протянутую мне мягкую руку, сказал, кто я такой, и объяснил, зачем пришел.
— На ваши курсы принимают только членов партии. Я кандидат. Как быть?
— Как быть? Учиться. — Курс мило улыбнулся. — Учитесь, пожалуйста.