Конечно, моральное значение этого факта трудно, невозможно переоценить. Оно было поистине громадным. Двухстраничная, тускло напечатанная на залежалой рыхлой бумаге красноватого цвета, газета выглядела невзрачно. Но как же дорога, как нужна была она тогда людям!
Вся редакция прибыла в Медвежьегорск двумя днями позже. В Кондопоге попала под бомбежку. Слава богу, обошлось без жертв. Добрались под вечер. Высадились из вагона с кучей скарба. Чего только не было — подушки, подшивки газет, одеяла, пишущие машинки, перевязанные бечевками пачки писчей бумаги.
Разместили нас в гостинице Беломорско-Балтийского комбината (ББК). Это не простая гостиница, можно сказать, роскошный, весь в коврах отель, построенный заключенными для лагерного начальства. Нам отвели два номера. Они стали и редакцией, и нашим общежитием. Перетащили скарб с вокзала в гостиницу, попили чаю и принялись каждый за свое дело. Шитов диктовал что-то крупное на машинку. Я возился с макетами. Крючкова пригласили в ЦК компартии республики. Девушки ушли в город собирать материал. Воронин направился в типографию читать гранки.
Очередной, третий номер газеты медвежьегорского издания вышел раньше, чем два предыдущих, подготовленных нашей семеркой. Стал постепенно восстанавливаться ритм нормальной работы. Но уже через месяц с небольшим пришлось снова его нарушить…
Противник наступал. 2 октября 1941 года наши войска оставили Петрозаводск. В ноябре развернулись упорные бои в районе Медвежьегорска. ЦК компартии республики, Президиум Верховного Совета Карело-Финской ССР и Совнарком республики эвакуировались в Беломорск. Вместе с ними переехала и редакция.
Нам выделили небольшой деревянный домик, в котором до войны размещалась районная газета. Печное отопление прибавило работы. Начали мы в Беломорске с заготовки дров и топки печей.
Сотрудники редакции так же, как и другие работники республиканских учреждений, поселились в квартирах и домах тех жителей Беломорска, которые были эвакуированы на восток. Нам с И. М. Моносовым достался домик пенсионера Насонова — голубой, чистенький. Всё в нем было к месту и на месте. Мы постарались ничем не нарушить сложившийся при хозяине порядок. Вернувшись из эвакуации, он похвалил нас за это, но в предоставлении квартиры отказал. Нас приютил начальник управления по делам искусств при Совнаркоме республики С. В. Колосенок, занимавший развалюху по соседству с пекарней, на Заводском острове.
Прифронтовой город
У прифронтового города свое лицо, свои законы. На улицах не видно ни детей, ни стариков. Мало женщин. Много военных. Гражданские, в стеганках, кирзовых сапогах тоже как военные. Самое людное место в городе — главный мост через Выг. Он соединяет основную часть Беломорска с заводским районом на другом берегу.
Мы не успели еще кое-как обосноваться, а уже получили задание: каждый день выходить поочередно на строительство аэродрома в окрестностях Беломорска, на болоте.
Многие сотни людей ломами, кирками, лопатами выковыривали, вырывали из тяжелой мокрой земли корни, камни, остатки давно погибших, затянутых тиной и мхом деревьев, выравнивали участок, а затем устилали его березовыми, сосновыми, еловыми кряжами. Неуютно было на болоте, холодно, тяжело. А работали, случалось, и через силу. Но дело делали. Аэродром с деревянным покрытием был сдан в установленный срок и надежно служил всю войну.
Республика, сама истерзанная, вытесненная на бесплодные черные камни Белого моря, находила силы помогать фронту. Деревянный аэродром — только малая часть этой помощи. В Маленьге и Вирандозере — леспромхозах военного времени — женщины, заменившие своих мужей и братьев, ушедших на фронт, заготовляли столько дров, сколько требовалось паровозам, перевозившим фронтовые грузы по Северной дороге, Обозерской ветке и Заполярной части Кировской железной дороги. Беломорский и Кемский лесозаводы поставляли фронту жилые домики, лыжи, приспособления для перевозки раненых, многое другое. Девушки вязали бойцам варежки, носки, подростки подшивали валенки…
На Сегежском целлюлозно-бумажном комбинате изготовляли даже оружие. Это было секретом до тех пор, пока председатель Совнаркома П. С. Прокконен не потерял кисть правой руки при испытании сегежской гранаты. Такое несчастье не скроешь.