И вот ее зачинщики держат ответ перед судом народов.
Кейтель — худощавый старик с острыми прусскими усиками, в светло-зеленом полинялом кителе без регалий. Сидит прямо — военная выправка. Но отличился он не ратными подвигами, а людоедскими приказами о расстреле военнопленных и уничтожении мирных советских людей.
Палач польского народа Ганс Франк прячет глаза под черными очками. Он пунктуально заносил все свои злодеяния в дневник. Получилось многотомное «сочинение». Его девиз: «Пусть будет, что будет».
Зейс-Инкварт, предатель, превзошедший самого Квислинга. Норвежский Квислинг только еще расправлял крылья, а австрийский уже предал свою родину. Автор бредовой расистской теории Розенберг, оголтелый трубадур антисемитизма Штрейхер, современный рабовладелец Заукель, верный подручный Гиммлера Кальтенбруннер, один из самых зловещих заговорщиков Фрик; фон Папен, не столько дипломат, сколько шпион; финансовый «гений» третьей империи, а попросту грабитель с большой дороги Шахт, вдохновитель принудительных работ Шпеер, растлитель молодежи Ширах, Функ, пополнявший казну золотыми зубами, выбитыми у жертв концентрационных лагерей, Йодль, сделавший карьеру зверствами против военнопленных, палач Богемии и Моравии Нейрат, вдохновители разбоя на морях Редер и Дёниц, радиолжец Фриче.
Они смиренно сидят под надежной охраной. Пасмурны и скорбны их лица. Они знают свое прошлое, понимают, что их ждет впереди.
Что же у них в прошлом?
Предоставим слово документу. Краткая выдержка из обвинительного заключения:
«Все обвиняемые, совместно с другими лицами, в течение нескольких лет, предшествовавших 8 мая 1945 года, являлись руководителями, организаторами, подстрекателями и соучастниками создания и осуществления общего плана или заговора для совершения преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности, как они определяются в Уставе данного Трибунала, и в соответствии с положениями Устава несут индивидуально ответственность за свои собственные действия и за все действия, совершенные любым лицом для осуществления такого плана или заговора.
…Общим планом или заговором предусматривалось, а подсудимым предписывалось к исполнению такие средства, как убийства, истребление, обращение в рабство, ссылки и другие бесчеловеческие акты…»
…Закончилось первое заседание. Председатель Трибунала Лорд Лоуренс объявил перерыв. Журналисты вышли в фойе. Оно наполнилось разноязыким гомоном. Кто-то из наших писателей, скорее всего Всеволод Вишневский, заметил, что воистину судьба играет человеком. Вот эти подсудимые. Давно ли управляли крупнейшим европейским государством, диктовали свою волю миру, а сегодня тихо сидят четырьмя рядками за деревянной перегородкой, ждут своей участи. Яновский обратил внимание на то, как недавние маршалы и министры поспешно сгрудились у дощатого барьера и вступили в переговоры со своими адвокатами. Тщетно надеются на последнюю линию обороны… Это преступники особого рода и особого масштаба. Им не может быть пощады.
Приблизительно в этом духе я и написал первую свою корреспонденцию с процесса. Отнес обширную телеграмму работавшим здесь же во Дворце правосудия нашим солдатам-телеграфистам, и она в тот же день была передана в Петрозаводск. Вечером мне вручили ленту, по которой я мог проверить, правильно ли передана моя телеграмма. За время процесса у меня накопилась целая груда таких кружков. Часть их я привез домой, и они хранятся до сих пор.
Закончив работу, я поспешил к автобусу. В нем уже сидели известные мне еще по общежитию в Москве В. Понедельник и В. Самутин, наши Вааранди, Галан и Шимкус, только со вчерашнего дня знакомые корреспондент «Комсомольской правды» С. Крушинский, публицист и литературный критик М. Гус, корреспонденты «Красной звезды» П. Трояновский и Ю. Корольков, корреспонденты ТАСС Д. Краминов, В. Афанасьев, А. Полторацкий. Ждали задержавшегося где-то В. Саянова. Из писателей только его почему-то поселили у Фабера. Все его коллеги жили в городе. Саянов прибежал запыхавшись, сообщил неприятную новость — вчера какой-то гангстер застрелил нашего водителя, который сидел в машине у гостиницы «Гранд-отель». Еще одна жертва.
Вернувшись домой, почти сразу же пошли ужинать. Ресторан занимал одно из самых просторных и, может быть, самых роскошных помещений замка. Столы под белоснежными скатертями, выстроенные в несколько рядов, были уставлены хрустальными графинами, наполненными розовыми, желтыми, зелеными, голубыми фруктовыми соками-джусами, непременно сладкими. Американцы любят сладкое. Даже столовый хлеб у них с изюмом. Ужин был вкусным и обильным. После него заглянули в бар, угостились коньяком. Затем почти всем землячеством собрались в одной из комнат отдыха. Развлекали друг друга рассказами о забавных историях.