И бродили, вырубали лакомые кусочки, оставляли за собой захламленные лесосеки, не помышляли о соблюдении даже элементарных правил лесопользования.
Было объявлено реакционным и решительно отброшено учение основателя отечественной школы лесоведения Г. Ф. Морозова о законах, по которым живет лес, о типах лесонасаждений, о смене лесных пород, о неубывающей лесосеке.
«Морозовщина», как проявление буржуазного влияния на советскую науку, была предана анафеме, сторонников Морозова преследовали. Многие из них оказались за колючей проволокой, поплатились жизнью за свои научные убеждения.
Мы, молодые в то время лесоводы, на которых в душе, конечно, надеялся Новичков, не оправдали его надежд. Не прислушались к его разумному призыву, из лесохозяйственников превратились в ярых лесоэксплуататоров. Мы предали зеленого друга.
В леса потоками двигалась техника, в частности, трелевочные тракторы. Они беспощадно сокрушали на своем пути всё живое. Дерево не выдержало железного напора.
В 1964 году Карелия дала 20 миллионов кубометров древесины: 17,5 миллиона — Минлеспром республики, 2,5 миллиона — Беломорско-Балтийский комбинат. Переруб против естественного прироста составил не менее 8 миллионов кубометров. Это было грубое насилие над лесом. Ему был нанесен разорительный удар сокрушительной силы. Обширные территории превратились в пустыню. На них остались только клочки недорубов, обреченных на гибель, да бесчисленные груды порубочных остатков.
Иногда по воле или капризу одного человека решалась судьба богатейших лесных массивов. Особенно отличался единоличными, волевыми, скоропалительными решениями министр лесной промышленности СССР Г. М. Орлов. Чего это стоило и во что обходится до сих пор, показывает, в частности, такой пример.
Зима, точнее — декабрь 1954 года. Лесозаготовки идут трудно. В Петрозаводск приезжает министр лесной промышленности СССР Г. М. Орлов.
Время к концу рабочего дня. Я заканчиваю чтение полос завтрашнего номера газеты. Всё идет как нельзя лучше, никаких существенных переделок, никаких переверсток, кажется, не предвидится. Приготовился пораньше уйти домой. Не тут-то было. Раздается телефонный звонок, приглашают на внеочередное бюро ЦК. Догадываюсь — предстоит встреча с Орловым. Пришел с некоторым опозданием, все члены бюро уже заняли свои места за большим столом в зале заседаний. Не было только первого секретаря ЦК компартии Егорова. Но вот появился он, а вслед за ним и Орлов — высокий подтянутый человек в полувоенной форме. Егоров садится на свое место в центре стола. Орлов рядом.
— К нам прибыл товарищ Орлов, — сообщает Егоров. — Обменяемся мнениями, как нам круто повысить темпы лесозаготовок. Первое слово вам, Георгий Михайлович.
Орлов логично и четко излагает свои мысли, говорит по делу, убежденно, не скрывает, что приехал, чтобы в предстоящем 1955 году выкачать из Карелии тысяч сто кубометров древесины дополнительно к годовому плану. Это крайне необходимо.
В то время богатые еловые насаждения в Пудожском районе, будто специально выращенные природой для Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината, не были еще истощены. На них-то и нацелился Орлов.
Министра особенно горячо поддержал секретарь ЦК по лесу импульсивный Н. П. Вторушин: «Безусловно, мы должны сделать всё для того, чтобы перевыполнить план. У нас есть все возможности для этого. Стране нужен лес, и мы его должны дать. Я согласен с Георгием Михайловичем: надо брать пудожские леса».
Вторушину никто не возразил.
Наступление на пудожские леса началось немедленно.
Орлов приказал преобразовать Пудожский леспромхоз в трест, лесопункты — в леспромхозы. По бесконечной окружной дороге пошли грузовики с вербованными рабочими. Их негде было размещать. Наскоро строили землянки, раскидывали палатки. Люди ютились в них кое-как. В наскоро созданные леспромхозы была двинута техника. Рубки увеличились в два раза.