Многие годы газетой «Неувосто-Карьяла» руководил Иван Исакович Лайтинен — опытный, знающий редактор, честнейший человек. Финн и русский, мы понимаем друг друга с полуслова. На работе у нас был постоянный контакт. И выйдя на пенсию, встречались часто. Было кого и что вспомнить, о чем поговорить. Нередко обсуждали и национальный вопрос, всегда сложный, чувствительный, болезненный. Мы, старые люди, многое повидавшие на своем веку, были единодушны: национальная рознь отнюдь не рок судьбы. Всё зависит от разумной государственной политики и от каждого из нас. Мы — интернационалисты.
Пожар
Осенью 1957 года нас постигла большая беда — сгорело здание редакции и типографии.
Пожар начался глубокой ночью.
Мне, будто в предчувствии чего-то, не спалось, что-то беспокоило. Никак не мог уснуть. Лежал, закрыв глаза, в голову без конца лезли мелкие незначительные воспоминания, одно за другим, неотступно. Никак не мог вырваться из плена. В конце концов не выдержал, встал и по привычке выглянул в окно, а там — ужас! За соседним жилым домом бушевал огненный смерч. Судорожно забилось сердце: горит редакция. За соседним домом никаких строений, кроме здания редакции и типографии, нет — мы горим! Не помню, как оделся, бежал, наверное, не более пяти минут, хотя на обычную ходьбу уходило минут десять, застал уже догорающий третий этаж, в котором размещалась наша редакция. Пожарные пытались сбить пламя струями воды, но оно продолжало бушевать с неослабевающей силой. А тут еще кончилась вода, привезенная в пожарных цистернах. Кинулись к ближайшим колодцам — они сухие. Пока искали воду, огонь продолжал разрушительное дело — здание погибало.
Приехал Лубенников. Резко выговорил начальнику пожарного отдела министерства внутренних дел республики за бестолковщину и нераспорядительность в подведомственной ему службе. И поделом. Но это было махание кулаками после драки, уже ничего нельзя было сделать.
На пожар прибежала вся редакция. Пришел даже едва передвигавшийся заместитель секретаря редакции Дима Афанасьев. Он стоял ближе всех нас к жаркому огню, больше всех сокрушался, спрашивал, неужели же ничего не спасли.
Здание догорало.
Н. П. Авдеев — заместитель редактора, ответственный секретарь И. М. Бацер, литсотрудники Н. М. Горшков. А. Е. Ганин, старший корректор С. А. Воронин, другие вместе со мной беспомощно топтались в черной грязи рядом с жалкой кучкой спасенного скарба. Кажется, две или три газетных подшивки, пишущая машинка, стопка писчей бумаги, чернильный прибор, настольная лампа с белым абажуром, канцелярские счеты — вот всё, что осталось от редакции. Позже к этому прибавилась еще пачка мокрых рукописей, которую вынес из сохранившейся части наборного цеха секретарь редакции И. М. Бацер. Энергичный подвижный человек, он раньше других прибежал на пожар, сумел проникнуть в цех, собрал на залитых линотипах подмоченные, но еще пригодные оригиналы материалов, предназначенных для следующего номера газеты, вынес их, можно сказать, из огня.
Но когда выйдет этот следующий номер? Стояли тесной кучкой, молча смотрели на догорающее здание, каждый мысленно спрашивал себя, что же дальше. И никто не находил ответа на мучительный вопрос. Даже если один человек остался без крыши над головой, и то беда. А если то же самое случилось с целым коллективом, если от газеты, от редакции, от типографии не осталось ничего, кроме черного пожарища, — это уже беда, возведенная в степень.
Все ожидали, что скажу я. А что я мог сказать, кроме того, что придется разойтись до утра, утром в обкоме партии скажут, как быть дальше. Да и сами подумаем.
Стали расходиться, но тут будто из затухающего огня выскочил наш быстрый и вездесущий верстальщик и выпускающий Костя Ковальчук.
— Федор Алексеевич! — еще издали крикнул он мне. — В запарке я сейчас только вспомнил: сохранились шесть стереотипов трех первых полос, а последняя — в матрице, отлить не успели.
— Да где же они? — нетерпеливо спросил я.
— В печатном цехе.