На глазах стало возрождаться тогда село Деревянное. То в одном, то в другом месте застучали плотницкие топоры. Начали выпрямляться покосившиеся избы, засветились только что напиленным белым тесом новые крыши. Люди подняли головы, повеселели, начали думать, как лучше устроить жизнь. В широком ходу была книжка «Сам себе агроном». Деревянцы научились выращивать овощи. Испокон века они знали лишь рожь, овес, жито, картофель. Теперь каждый уважающий себя хозяин выращивал и капусту, и морковь, и свеклу, и огурцы. А самый культурный деревянский крестьянин Василий Васильевич Кикинов вознамерился даже создать на болоте показательное поле. Не один год бился, осушая топь. Мучился сам, замучил сыновей. Наконец топь отступила, обозначилось поле. Стали его пахать. Но однажды пахари не явились. Кикиновых раскулачили, куда-то сослали. А года через два произошло чудо — власти признали, что в отношении типичного середняка Кикинова допущена несправедливость. Вернувшись из ссылки, Василий Васильевич пошел посмотреть, каким стало его трудное поле. И вот он на знакомой меже, а перед ним безжизненная топь. Уже на другой день Кикинов и его сыновья направились с лопатами на такое знакомое и такое ненавистное болото, чтобы начать все сначала.
Сколько лет прошло, а и теперь, когда я слышу, как отрекаются даже от слов «частная собственность» на землю, вспоминаю Кикинова. Он-то не только не отрекался от этих слов, а пытался на деле доказать, что именно частная собственность на землю делает крестьянина свободным и придает ему великую силу.
Нам, ребятишкам, больше всего понравилось то, что в селе открыли избу-читальню. Первый избач — неудержимый Проскуряков, шумный паренек из наиболее грамотных рабочих, был посланцем Онежского завода. Он завел громкие читки газет, посадил за буквари неграмотных и малограмотных мужиков, поставил на школьной сцене спектакль «Мы — кузнецы». Деревянские парни и девки, еще вчера не знавшие, что означает слово «театр», сегодня стали артистами.
Проскуряков привез живые картины. Их показали в самой просторной и чистой климковской риге. Повесили на стену белую простыню, плотно закрыли ворота, чтобы в помещение не проникал свет; застрекотал аппарат, и на простыне зашевелились люди. Черный человек в белой маске бегал по квартире, явно намереваясь что-то украсть, а хозяин в таком же, как и вор, черном, плотно облегавшем тело костюме и тоже в белой маске из-за угла подглядывал за вором. Оба исчезли, а потом одновременно появились на экране. Хозяин схватил вора, приподнял его, и тот беспомощно стал дрыгать ногами, что означало: он сдается. Справедливость восторжествовала. Деревянцы были ошеломлены и восхищены. Так пришел к нам кинематограф.
Школа
Я поступил в первый класс нашей школы в 1918 году. Первые дни нас учила Мария Александровна Богословская. Она успела показать только первые буквы. Внезапно уехала. Говорили — вышла замуж. Потом сказали — сняли, поповская дочка. На ее место приехал из города Василий Александрович Трошин. Невысокий, плечистый, в кожаной куртке, с чемоданчиком и скрипкой. Выбросил из класса иконы. В большом углу, на самом видном месте, поставил скелет человека.
Василий Александрович привержен был музыке. Уроки ее проводил почти каждый день. Соберет учеников вокруг себя, встанет посредине и давай играть на скрипке. Играет и поет. Мы подпеваем. Строгий был, не терпел фальши. Боже упаси, если кто даст петуха. На повинную голову молниеносно обрушивался затертый смычок.
Петь мы научились, а букв знали не много. Приехал из Петрозаводска представитель гороно, посмотрел на наши успехи, покачал головой и уехал. Прошло немного времени, Василия Александровича отозвали в город на антирелигиозную работу.
Его сменили муж и жена Смирновы — Николай Иванович и Александра Яковлевна. Старые учителя, выходцы из учительских семейств, профессионалы, они сразу взяли дело в надежные руки. Школа стала четырехлетней, и это означало, что теперь мы могли учиться дальше, в городских семилетках. Построенное купцом и подрядчиком Ерошкиным под богадельню, школьное здание нуждалось в переустройстве. Как ни трудно было это сделать без материалов, без денежных средств, провели переоборудование за три летних месяца. Прорабом был сам Смирнов. Высокая сухощавая его фигура маячила на стройке, кажется, днем и ночью. Часть здания приспособили под театр. Сколотили маленькую сцену, наделали скамеек. Как только расставили их, Смирнов пригласил строителей — деревянских плотников — на концерт. Эстрадными артистами были мы, школьники. Я, например, вместе с дочерью Смирновых Валькой пел «Слети к нам, тихий вечер, на мирные поля».