— Сьюзи, — сказала я в миллионный раз за последние шесть недель. — Просто Сьюзи.
Он протянул руку и потянул за один из ярко-рыжих локонов, собранных в хвост.
— Я знаю, но Сьюзи Кью — хорошо звучит.
Я отмахнулась от его руки.
— Видишь? Прямо здесь, — сказал он, не сводя с меня глаз, пока мы шли. — Почему у меня такое чувство, что ты ненавидишь, когда тебя видят рядом со мной? — Он наклонился и недовольно пошевелил бровями. — Боишься, что у кого-то может сложиться неверное представление о нас?
Мои глупые предательские щеки горели жаром, когда от смущения содержимое моего желудка плескалось внутри. Честно говоря, я не думала, что он пытается быть жестоким — его тон говорил, что он дурачится. Люк был большим шутником, каким обычно.
Но он никогда не шутил со мной так. Более того, мы оба знали правду. Ни у кого в здравом уме не возникнет такого представления о нас.
Люк удивил меня, остановившись посреди коридора, когда я не ответила. Должна была продолжать идти. Понятия не имею, почему я не использовала эту возможность вырваться вперед и потерять его в толпе. Вместо этого тоже остановилась.
— Что?
Насмешливый фасад шутника быстро исчез, и на секунду он стал поразительно серьезным.
— Подожди, я был прав? Ты боишься, что кто-то сделает ошибочные выводы?
Я недоверчиво фыркнула:
— Никто не сделает ошибочные выводы.
— Почему нет? — Он не стал ждать ответа, подходя ближе. — О ком ты беспокоишься?
Секунду я смотрела на него с открытым ртом, потому что это казалось… Нет, он не мог быть серьезным.
Но его глаза выглядели более серьезными, чем я когда-либо видела. Он казался на сто процентов серьезным.
— Эм… — все, что удалось произнести. Мой мозг отключился при мысли, что Люк Уорнер действительно верил, что переживаю из-за того, что люди могут подумать, что между нами что-то происходит. Я была поражена тому, что он на самом деле верил, что кто-то когда-либо может сделать такой вывод.
Он слегка наклонился, и его обычное непринужденное поведение изменилось на какое-то более напряженное.
— К кому ты испытываешь чувства, Сьюзи Кью?
Я быстро моргнула.
— Подожди, что? — Как мы так внезапно заговорили обо мне и моем любовном интересе?
Он махнул рукой на мои покрасневшие щеки.
— Не пытайся отрицать это, детка.
Детка. Детка? В очередной раз мой мозг отключился.
— Детка? — Это прозвучало как писк. Никто никогда не называл меня деткой. Или милая, или дорогая, или медвежонок или любым другим ласковым прозвищем.
Если «детка» вообще можно считать ласковым прозвищем. Лично я как раз считала это унизительным и отстойным.
Он проигнорировал вопрос. Также игнорировал всех остальных в коридоре, кто мчался мимо нас в класс, даже не удосужившись ответить на случайное «Привет, Люк», выкрикнутое в нашу сторону.
Его взгляд сосредоточился на моем, и я не могла отвернуться. У него были прекрасные глаза. О, черт возьми, в нем все было прекрасно! Острая линия подбородка? Есть. Длинные ресницы, за которые девушка готова убить? Есть. И эта его чертова ямочка на подбородке — уже перебор. Но его глаза… его глаза были темнее темного. И когда они были устремлены на меня, как сейчас, будто пытались заглянуть глубоко внутрь моих самых сокровенных, самых темных секретов…
У меня перехватило дыхание. Боже милостивый, девушка могла утонуть в этих глазах.
— Это Мэтт?
Я моргнула. Наверняка проскользнула в червоточину или типа того, потому что этот разговор больше не имел никакого смысла.
— Что, Мэтт?
Одна из его бровей слегка приподнялась, словно говоря. Серьезно? Ты сейчас прикидываешься?
К сожалению, прикидывалась. Честно говоря, понятия не имела, что здесь происходит. В одну минуту я была взволнована из-за конкурса игр, а в следующую попала в какую-то абсурдную сцену, которая, казалось, не поддается никакой логике. По сути, я жила «В ожидании Годо» (прим. пьеса Сэмюэля Беккета).
— Вы пришли на встречу выпускников вместе, — сказал Люк.
— Эм… — Он ожидал, что я буду отрицать тот факт, что была на вечере встреч выпускников с одним из моих лучших друзей? Ожидал, что пойду с кем-то ещё?
Он скрестил руки на груди, обе брови изогнулись так, что это слишком напомнило мне учителя… или, что более тревожно, мою мать.
— Итак, Мэтт — тот парень, в которого ты влюблена?