— Нет. Это перья орла. Для команчей они священны. Моего отца зовут Белый Орел. Ни один индеец тебя не тронет, если увидит их.
— Отец не расстроится, узнав, что ты отдал его подарок?
— Нет.
— Тогда спасибо.
Он указал на небо, где ярко светила луна. Казалось, она совсем близко. Стоит протянуть руку — и достанешь ее. При лунном сиянии волосы Ястреба цвета черного дерева казались серебристыми, а кожа — позолоченной. На мгновение он показался Деборе греческим богом, сошедшим с Олимпа.
— Когда увидишь полную луну, вспомни обо мне, — мягко произнес Ястреб. — Некоторые называют ее луной команчи.
— Почему?
Он широко улыбнулся:
— Потому что ночное солнце дает нашим воинам достаточно света во время набегов. Дебора содрогнулась, вспомнив, что когда праздновали их свадьбу с Мигелем, тоже ярко светила луна. Именно тогда и пришли команчи, чтобы грабить и уводить в плен.
Сегодня луна тоже была полной и ярко светила.
Дебору била дрожь. Амулет лежал у нее на ладони. Пожив некоторое время в деревне команчей, Дебора изменила о них свое мнение. А теперь Ястреб, будто нарочно напомнил ей ту страшную ночь, когда Мигеля убили, а ее увезли.
— Ты участвуешь в набегах? — вырвалось у нее. — Да.
— Как ты можешь?
— Ты бы не поверила, если бы узнала, чем я занимаюсь.
Его зловещий тон заставил ее закрыть глаза.
— Ты решила, что я могу быть ласковым и нежным только потому, что наполовину бледнолицый?
Она покачала головой:
— Нет. Конечно, нет.
— Правда, в набеге, совершенном на асиенду, где захватили тебя, я не участвовал. Кстати, в мире бледнолицых, я занимаюсь примерно тем же.
— Не могу себе этого представить, — порывисто ответила Дебора.
Амулет покачнулся, когда она указала рукой на форт, находившийся под ними.
— По крайней мере, здесь никто никого не порабощает ради забавы или собственного удовольствия.
— Разве? — В его глазах появился опасный блеск. — Ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь. Да ты и сам это знаешь. Если ты наполовину бледнолицый, тебе следует примириться с самим собой. Ты не можешь отрицать своего происхождения. А цивилизованные люди не грабят и не убивают.
— Может быть, там, откуда ты приехала, — нет, но здесь мужчины всех цветов убивают друг друга по любому поводу. И даже без повода.
— Как ты можешь отказываться от собственного происхождения? — спросила она. — Ты же наполовину бледнолицый.
Ястреб подставил лицо ветру и помолчал. А когда заговорил, в голосе его уже не было злости, только усталость.
— Я — полукровка. Если буду жить, как команчи, ты меня возненавидишь. Если, как бледнолицый, возненавижу сам себя. Можно уйти от женщины, но нельзя уйти от самого себя.
— Вот почему ты здесь? Ты решил забыть о своем происхождении и вести образ жизни команчей?
Он слегка улыбнулся:
— Нет, не совсем. Это был неосознанный выбор. Я просто выбежал из дома и побежал, куда глаза глядят.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Как бледнолицый, я должен был принять кое-какие решения, но не все они были встречены с одобрением. Дела мои осложнились. Мне нужно было где-то укрыться, и я подумал, что смогу затеряться в лагере команчей. Или найти свое место в мире бледнолицых. — Он пожал плечами. — Мне не удалось ни то ни другое.
— Что же все-таки заставило тебя участвовать в набегах команчей?
Его лицо приняло жестокое выражение, тон стал грубым.
— Вряд ли тебе понравится то, что я скажу. Бледнолицые хуже команчей. Думаешь, индейцы — дикари? Ничего подобного. Я встречал, знаю бледнолицых, которые по воскресеньям ходят в церковь, а по понедельникам нанимают людей для убийства проповедников. Не пытайся утверждать обратное, я точно это знаю.
Мгновение она смотрела, на его пылающее напряженное лицо. Что произошло в его жизни? Почему он так ожесточился? Раздвоение личности заставляло его страдать. Он превратился в бездомного парию. Дебора впервые взглянула на него под этим углом зрения, и многое в его поведении стало ей ясным. У него даже голос менялся: надрывный и резкий, он становился вдруг протяжным и мягким.
Деборе было жаль его до боли. Но она знала, что Ястреб не примет ее сочувствия.
— Как ты будешь теперь жить? Сражаться на стороне команчей, пока тебя не убьют солдаты?
— Нет, я не стану подвергать их риску. Я помогу им переехать на зимовку, а потом уеду.
— Куда уедешь? Что будешь делать?
Он улыбнулся:
— Все необходимое, чтобы выжить, как и любой человек. Я приспособлюсь. Через пару месяцев ты забудешь обо мне. У женщин короткая память, как я успел заметить.
Он взглянул на Джудит, потом снова на Дебору. Ястреб снова замкнулся в себе, как и подобает воину команчей.
По ее щекам текли слезы ярости. Она хотела сказать, что не все женщины одинаковы, но гордость не позволила. Она и без того чувствовала себя достаточно уязвленной, чтобы произнести слова любви. И сказала спокойно:
— Спасибо, что сдержал слово. Буду рада вернуться домой.
— Это Форт-Ричардсон. Ты недалеко от дома, но я не хочу рисковать моими людьми. Тебя, возможно, ищут солдаты.
Он поднял голову и посмотрел на тихий форт:
— Тебе пора. Их часовые могут спать не так крепко, как обычно.
В его словах был сарказм — она улыбнулась, несмотря на боль.
Дебора постояла еще немного, но он даже не прикоснулся к ней.
Не сказал прощальных слов, не поцеловал ее.
Ястреб повернулся, и она молча пошла за ним.
Он подсадил Дебору на лошадь. Взял у нее амулет и надел ей на шею. С трудом, сдерживая слезы, Дебора посмотрела Ястребу в глаза. Он улыбнулся, погладил ее по щеке большим пальцем и отвернулся, знаком велев кузену привести лошадь Джудит. Желтый Медведь передал ему поводья, после чего Ястреб отогнал своего жеребца. Он взглянул на сопровождавших его воинов:
— Muu ta-wo-i-a-ka maka-miki!
Из его команды Дебора поняла слово «винтовка». По спине у нее пробежал холодок. Неужели он собирается открыть огонь по форту?
Словно угадав ее мысли, он взглянул на нее с насмешливой улыбкой и крикнул:
— Keta nu kuya-a-ku-tu.