Он смеется и говорит, что там, сзади, есть отделение для венков и туда-то он и положил их.
А потом спрашивает меня, противны ли мне мертвые.
Я раздумываю. Собственно говоря, я ни разу не видела настоящего мертвеца, откуда же мне знать, противны они мне или нет?
— Все это как-то… неестественно, — говорю я.
Мужчина смеется еще пуще.
— Как раз это — самая естественная вещь в мире.
А потом добавляет: мы все мертвецы, только пока еще живые.
— Будущие мертвецы.
Я смотрю на него. Что он имеет в виду? Не хочет ли он сказать, что скоро превратит нас в мертвецов? Но он выглядит так безобидно в белой больничной униформе, с рыжими волосами на руках. Но вот то, что он так запросто поверил в байку про Элвиса, это странно. Я спрашиваю, верит ли он в то, что у меня свидание с Элвисом.
Он смеется. Вообще, для водителя труповозки он что-то подозрительно смешлив. И он очень симпатичный, когда смеется, на щеке, которую мне видно, у него сразу появляется ямочка.
— Это ж вовсе неважно, верю ли я — главное, что ты в это веришь.
Гм. Загадочный ответ.
А потом он говорит, что его девиз по жизни: живи сам и дай жить другим. Я едва удерживаюсь от саркастического замечания. Он говорит и говорит. Женщина там, сзади, ей было 88, она жила в доме для престарелых в Луисвилле. А теперь он везет ее в Мемфис, потому что она хотела быть похороненной в родном городе.
— Она была совсем одна, дети ее почти не навещали. Но уже скоро она встретится с родителями.
Я смотрю на дорогу и думаю, что буду навещать маму и папу в доме для престарелых. Или маму, Тони и папу. А потом кладу голову Нелли на плечо и засыпаю.
— Просыпайтесь!
Я открываю глаза.
Снаружи так туманно, что почти ничего не видно. Смотрю на часы. 11 часов утра? Так темно, что мне кажется, сейчас 11 вечера.
Мы едем по замызганной улице, застроенной низкими темными кирпичными домами, увешанными потухшей неоновой рекламой.
— Это Бил-стрит!
— Точно?
— Совершенно точно, — мужчина указывает куда-то вперед.
Там, на зеленом указателе, значится: Бил-стрит. Значит, это и вправду она.
Бил-стрит — на редкость уродливая улица, она кажется заброшенной декорацией к какому-то фильму. Во всяком случае, в 11 утра, когда так туманно, что и вовсе не рассветает.
Вся улица покрыта лужами. От одного дома остался лишь фасад, подпираемый сзади распорками. Рядом — магазинчик с вывеской «А. Шваб».
— Здесь делал покупки Элвис, — ору я.
Нелли открывает глаза.
— Что?
— Это тот самый «А. Шваб», здесь раньше покупал продукты Элвис!
Мужчина специально притормаживает у магазина. Под вывеской «А. Шваб» висят сине-бело-красные гирлянды, в витринах — шляпы и сладости.
Секунду мне кажется, что я вижу внутри пожилого человека в синей бейсболке. Но водитель прибавляет газу, и уже ничего не рассмотреть.
— Мы уже почти приехали в Грейсленд? — Нелли вдруг совсем приободрилась и нетерпеливо ерзает на сиденье.
Да, говорит водитель, только ему надо завезти труп.
— Хорошо, — Нелли кивает. А потом поддает локтем мне в бок. — Мы как раз успеваем выиграть конкурс.
Я убираю ее локоть.
— Он уже наверняка давно начался.
— Ерунда, — она улыбается и глядит в окно.
Понятия не имею, чего это она так радуется.
Я бы предпочла подольше не приезжать. Мне вдруг хочется сказать ей, что я знаю, что она вовсе не беременна, а просто ужасно хочет внимания, что я не позволю больше выставлять меня идиоткой, никогда, ни за что, но Нелли берет мою руку, сжимает ее и говорит: «У нас получилось!» Я смотрю в окно и молчу.
Прочие улицы в Мемфисе не лучше Бил-стрит. Здесь дома повыше, но тоже из темного кирпича, и поэтому кажется, что город тебя душит. А над городом висит темное, туманное небо.
Ждут ли нас в Грейсленде мама и Клара? Приехал ли папа? Впервые за много дней я думаю о том, что мой план мог не удастся. Высотные дома постепенно исчезают, мы въезжаем в район с частными домиками, у каждого из которых — деревянная веранда. У белой церкви мужчина останавливает машину. «Сейчас вернусь».
Нелли смотрит в зеркало заднего вида.
— Он вытаскивает гроб.
Я зажимаю уши.
— Не хочу и слышать об этом!
Нелли отводит мою руку от уха.
— Через час ты встретишься с Элвисом, — шепчет она.
— Ты ведь и сама не веришь в то, что Элвис жив! — отвечаю я громко.
— Я верю тебе, — говорит Нелли.
Я смотрю в сторону.
— Хотелось бы и мне сказать тебе то же самое.
Водитель катафалка возвращается с церковного кладбища, потирая руки: