– Почему же тогда меня это так раздражило?
– Это раздражило ваше сознание. Ваше подсознание точно знает, почему внутренний ребенок сорвался. Сознание – нет. Ведь оно уже многие годы вытесняло эти взаимосвязи. Поэтому ваше сознание раздражается в ответ на, в общем-то, очень последовательное (подсознательно) поведение.
Это мне нужно было переварить. Звучало все очень логично. И столь же абсурдно. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы все осмыслить.
– Значит, ребенок во мне испытывал стресс из-за какого-то давнего опыта. И этот стресс из подсознания он передал мне?
– Выражено весьма упрощенно. Но верно.
– Но ведь стресс, который передал мне внутренний ребенок, я мог потом снять с помощью упражнения по осознанности – или нет?
– Вы сняли сознательный стресс с помощью осознанности. Ваш внутренний ребенок и его стресс в подсознании остались.
– И… хотя я успокоился, мой внутренний ребенок настоял на том, чтобы устроить эту ребяческую шалость, из-за которой официант потом… ну, что-то сломал себе?
– Это была не ребяческая, а детская шалость, – поправил меня господин Брайтнер.
– В чем разница?
– Ребяческое поведение – это поведение взрослого, не соответствующее возрасту, то есть «ребяческое» – определение принижающее. Детское поведение – это абсолютно понятное поведение ребенка, то есть «детское» – определение объясняющее. То, что произошло на заднем дворе хижины, абсолютно логично, если смотреть глазами ребенка. Дети живут в моменте. Они торжествуют в своем упрямстве, своей неуступчивости. Ни в чем не зная меры. Дети хотят претворить в жизнь все и сразу. Ваш внутренний ребенок сказал: если этот тип испортил мне весь день, я тоже испорчу ему день. О возможных последствиях ребенок не задумывается.
Одной цели я уже достиг на этом сеансе у господина Брайтнера. Открыв для себя моего внутреннего ребенка, я получил отправную точку, чтобы канализировать чувство вины из-за смерти Нильса. И немножко направить его в другое русло. Ссора в приюте случилась не между мной и официантом. Официант сцепился с моим внутренним ребенком. С этим я уже мог мысленно работать. А к чему еще мог привести весь этот выпендреж с фруктовым пюре, ландъегером и «Твои желания не в счет»? Нильс, в принципе, не из-за меня свалился в ущелье. Он свалился в ущелье из-за моего внутреннего ребенка, который начал обороняться, оберегая свои синяки. Моего внутреннего ребенка нельзя было в этом упрекнуть. Во-первых, он еще не достиг возраста уголовной ответственности. Во-вторых, Нильс как бы сам вынудил его к такой реакции. И ведь очевидно же, что и мои родители были не то чтобы совсем не виноваты. В конце концов, это они понаставили моему внутреннему ребенку синяков, на которые надавил Нильс. Однако моих родителей невозможно привлечь к ответственности. Они уже умерли. Не из-за моего внутреннего ребенка, а от рака простаты и сердечной недостаточности. Много лет назад.
7. Базовое доверие
Яблоко падает недалеко от яблони. Если никто не даст ему веры в то, что оно прорастет там или улетит с какой-нибудь птицей на новую родину, яблоку останется одна забота – сгнить под сенью дерева.
Я хотел узнать больше. Я хотел понять, что за парень мой внутренний ребенок. И почему я только теперь познакомился с ним. Но самое главное: как мне справляться с ним, прежде чем он привлечет ко мне всеобщее внимание своими необдуманными поступками, всерьез подвергнув меня опасности?
– И что же мне делать, чтобы в будущем никто не падал в ущелья, из-за того что моему внутреннему ребенку кто-то напомнил о старых травмах?
– Для начала хорошо уже то, что вы снова позитивно смотрите в будущее и, хотя оно несет вам проблемы, вы готовы их решать.
Я посмотрел на него в недоумении:
– Еще не прошло и получаса, как вы сказали, что боитесь будущего. И в приюте вы тоже испытывали этот страх.
Первая часть была правдой. После того как господин Брайтнер рассказал мне о моем внутреннем ребенке, я больше не думал о страхе будущего. Я также больше не думал о Борисе. Я не думал о том, чего не хотел рассказывать господину Брайтнеру. Только вот каким боком горный приют имел отношение к страху будущего, мне было непонятно.
– В приюте я испытывал не страх будущего, а голод!
– Когда вы с вашей семьей были в приюте, у вас не было уверенности в будущем даже на ближайшие двадцать минут. С каждой минутой ожидания официанта ваше непосредственное будущее представлялось вам все более мрачным. Если это не весьма конкретный страх будущего, то что?