Соня сильно краснеети стоит, опустив глаза в пол, на вопросы не отвечает. Её уволят, уволят её тётку, которая, может и не знает, что племянница творила всё это время.
— Подкапливала и выносила. Надо смотреть с камер, каким образом, — говорил Егор. — Исчезало понемногу, только сегодня хапанула разом.
Я ничего не слышу. Руки дрожат, когда подписываю протокол. Горю от стыда за Соню, не знаю, почему я такая, но мне её жалко.
Мужчины уходят, мы с девочками переодеваемся и вместе выходим в ледяной вечер. Дохнула Арктика, и на улице неожиданный минус, пошёл снег. В темноте стало плохо видно. Мы пробегаем двор, через проходную проходим, и Катя меня останавливает.
— Давай, я выйду, а ты только тогда, когда его друзья уедут.
Я не сразу понимаю, о чём речь. Стою у кабинки охранников, провожаю Катюшу взглядом. Она выскакивает к своему Руслану, тот очень галантен при людях, усаживает её на передние сидение. Уезжают. Вторая машина с двумя друзьями Русла продолжает стоять у нашего завода. Мужики страшные, бритоголовые курят и посматривают в мою сторону. Кивают мне, подмигивают и приглашают жестами подойти.
Я отворачиваюсь и остаюсь ждать. Много времени проходит, а они не уезжают, меня ждут.
— Вас подвести? — спрашивает Егор, но не у меня, а у Ванечки, который прямо на ходу, сгребает меня к себе в объятия.
— Подвези, погода не очень, малыш замёрзнет.
Егор смеётся надо мной.
Бандиты провожают нас взглядами, не решаются подойти. В машине Егора мы сидим на заднем сидении, и губы Ивана прикасаются к моему лбу.
— У тебя температура, — он говорит это с таким удивлением, что, кажется, со мной происходит что-то феноменальное из ряда вон выходящее.
Ничего не отвечаю, кутаюсь в куртку. А уже в комнате, Ваня спаивает мне таблетку и чай с малиновым вареньем, выпросил у соседей немного. И лечит меня, пока я не засыпаю.
Просыпаюсь, лёжа на его груди.
За окном продолжает мести снег. Его хорошо видно в моё окно. На чёрном небе хлопья мокрые отражают свет фонарей. К утру всё растает, это последние дыхание зимы, но весна неотвратима.
Я отвлекаюсь от лицезрения стихии и смотрю в горячие глаза любимого. С ним под одеялом тепло, хорошо. Целую его губы, желая в этот момент отдать ему всё, что есть у меня и даже больше.
— Сегодня ты совершил два подвига. Два раза спас меня.
— А второй когда? — немного нагло, совсем невозмутимо, спрашивает Ванюша.
— Там стояли бандиты и ждали, когда я выйду.
— Почему ты мне не сказала? — хмурится он.
— Сейчас говорю, — проникаю языком в его рот и чувствую, как напрягается его орган под одеялом.
*Ёлочка — некоторое количество отлитых ювелирных изделий на стержне.
День четвёртый. Пятый подвиг Ивана
Я люблю секс. Второй раз жизни мужчина входит в меня, а я заявляю с полной ответственностью, что это мне нравится, и я останавливаться, не намерена. Большой орган. Кажется, что опять рвётся внутри всё, но это только кажется, боли нет никакой, только ощущение глубокого проникновения, удовлетворённости и наполненности. Я закрываю глаза, и сосредотачиваюсь на члене внутри себя. Мир словно перестаёт существовать и сводится только к половому акту, к концу мужчины, который меня имеет. Чтобы рассеять внимание, я решаюсь открыть глаза и смотреть прямо в лицо Ивана. Оно мне нравится, красивые черты, глаза почти чёрные с блеском полны желания. Его губы приоткрыты, и дыхание прерывистое.
Я сажусь сверху, обвиваю его шею руками, наблюдаю, за его реакцией, а сама начинаю стонать от удовольствия. Нет искромётного оргазма, как в тот, мой первый раз, я просто в восторге от того, что мой любимый внутри меня. Хочется ему всё отдать, пусть бы взял, как ему надо. Мне так стыдно за это, я начинаю гореть от смущения.
Перед глазами воспоминание, как дурочка Лерка стоит на коленях у стола мастера. Расстёгнута ширинка у Саныча, и его маленький кривой член входит по полным губам в женский рот. Саныч с улыбкой в усах, наклоняет голову набок и поступательными движениями таранит любовницу в горло.
От таких воспоминаний становится внутри невыносимо жарко, и я начинаю скакать сверху Ивана, глубже нанизываясь на его орган, делая себе больно. Но боль не похожая на то, что я испытывала раньше. Это тяжёлое блаженство, оно перетекает в эйфорию, когда горячие мужские руки начинают гладить мою спину. Не только грудь у меня чувствительная. Руки мужские кажутся огромными и прохладными, потому что в эту минуту моя кожа горит, у меня настоящий жар. Ещё глубже! Ещё быстрее! Я начинаю захлёбываться впечатлениями. Мне жаль, но Ваня в этот момент пропадает из моего сознания, остаётся только его часть — большой мужской член.