На улице опять холодно, ещё и темно. Чуть не упала прямо на выходе. Меня поддержал мужчина в кожаной куртке со спортивной сумкой через плечо. Смотрю на него и не сразу узнаю.
— А, это ты, — выдаю разочаровано.
— Подумала? Можно, немного у тебя пожить? — спрашивает Иван.
Я с тоской смотрю на будку охраны. Если его взяли на работу, то добрые охранники пустят переночевать. Но там ни кровати нормальной, ни холодильника. А Ваня красивый. Нормальное оправдание нашла я своему поступку.
— Пошли, — вздохнула я и аккуратно пошла по скользкой дорожке.
Иван взял меня за руку, и стало, как-то надёжно передвигаться в темноте по льду. Мы прошли парк и вышли к остановке. Молчали. Он держал меня за локоть, я не смотрела на него.
В автобусе, я искала место, но пришлось стоять. Ноги ужасно болели, и когда мы вышли, Иван спросил:
— Ты морщишься, что болит?
— Ноги натёрла.
Я ахаю, когда он подхватывает меня на руки.
— Ты что? — смеюсь, хватаясь за его шею, чтобы не упасть. — Я тяжёлая.
— И сколько в тебе веса, тяжёлая?
— Сорок девять килограмм.
— Сто сорок девять — это тяжёлая, — улыбается, идёт вперёд. — Адрес говори.
Мне приятно, что он так поступает. Страшно от того, что это может оказаться уловкой, и я буду изнасилована или соблазнена в эту ночь. И больно от своего одиночества.
Иван не отпускает меня и на лестнице, поднимается на третий этаж, где приседает, чтобы я могла открыть замок. Торжественно несёт меня по длинному коридору общежития, оглядываясь на кухню, огибая детей на велосипедах и выставленный хлам.
Мы заходим в мою комнату. У меня уютно и всё есть. Только готовить приходится на кухню ходить, а так малюсенькая прихожая с вешалкой, тут же холодильник и уголок, куда влезла душевая кабинка с унитазом. Арка с полками, через неё попадаешь в комнатку, где раскладной диван, столик с двумя стульями и шкаф купе во всю стену. Есть панель телевизора. Большое окно, за которым светятся огни спального района. И освещение комнаты фантастическое, малике лампы встроенные в потолок кругами, соединяет светящаяся изогнутая полоса. Очень красиво.
Иван скидывает на ходу туфли и проносит меня в комнату, усаживает на диван и приклоняет передо мной колено, словно, собирается делать предложение руки и сердца. Его руки сдирают с меня обувь, и я стону от боли.
— Колготки снимай, а то насмерть прилипнут к ранам.
Я покорно снимаю колготки. Успокаивает то, что он не смотрит, как я это делаю, а хмурит чёрные брови на мои ступни, с которых действительно с трудом отдирается капрон. А дальше происходит что-то совершенно непонятное. Парень берёт мою ногу в свои ладони и начинает раны зализывать. Хочу сказать, что йод в аптечке, но теряю дар речи.
Он оставляет мою ногу в покое, когда на ней не остаётся ни крови, ни раны. И боль покидает меня.
— Я много ем, — предупреждает Иван, заглядывая в мой пустой холодильник, там банка йогурта на завтрак. Парень выкладывает на полки нарезку, из мяса, огромный кусок сыра, гигантский кусок сливочного масла, две банки сгущёнки. На полку рядом с холодильником выкладывает кофе, консервы всех видов и три буханки пшеничного хлеба.
Из сумки появляется сменное бельё и спортивный костюм с кроссовками. Бесцеремонно открывает шкаф-купе и закидывает свою одежду туда. Мешочек с бритвенными принадлежностями относит в санузел, в который с трудом влезает.
— Если можно я буду спать с тобой на диване, а не на коврике в прихожей.
— Будешь приставать? — оживаю я.
— А надо? — усмехается.
— Нет, — осматриваю свои ноги, они полностью здоровы.
— Тогда не буду. Ты во сколько ложишься?
— Рано.
Я забираю свои домашние вещи из шкафа, иду в душевую, там переодеваюсь. А когда возвращаюсь, диван разложен и застелен.
— Ужинать будешь? — спрашивает Иван, сидя за столом. Смотрит в свой телефон, ждёт, когда вскипит чайник.
— Нет, — я забираюсь к стенке и отворачиваюсь от нежданного сожителя. Мой телефон звонит. На экране отображается фотография пожилой пары. Это мои родители. Приходится сменить позу, чтобы на фоне стены отвечать им. — Привет!
Они звонят мне всегда вдвоём раз в три дня. Хочу свести наше общение до раза в неделю, не получается. Заглядывают в экран и замечают разные вещи.
— Здравствуй, милая! Как твои дела? У тебя глазки красные. Ты плакала?
— Привет мам, привет, пап. Нет, я просто спать уже ложусь.
Отключается чайник, Иван наливает в чашку кипяток, растягивая струю на полтора метра от стола.