В белых халатах мы идём в мастерскую, у Егора забираем материал. Беседуем с Соней и Катей о покупке личного инструмента, обсуждаем цены на швейцарские надфили, потом приступаем к работе.
Кисточкой скидываю в железный поддон золотую пыль и вижу заглядывающую голову в дверном проёме. Ванюша заглянул, а потом его рука поманила именно меня. Оглядываясь украдкой, выхожу к нему. Он вручает мне коробку, подмигивает и быстро убегает.
Красивая коробка, на ней изображён Лондон, голубые облака и коричневые корабли. Раскрываю, а там! Там полуботиночки на высоком каблуке, приятного синего цвета. Кожа мягкая-мягкая. Не выдерживаю, скидываю лодочки прямо у двери, и меряю. Нога, как влитая в удобной обуви. Я в них возвращаюсь в мастерскую, и девочки все замечают мою обновку.
— Продала девка целку, — кивает головой Лера.
— Если оригинал, то это ж огромные деньги! — говорит её подружка Наташка.
У меня портится настроение. Иван взял денег в долг, чтобы купить мне обувь? Молча сажусь за своё рабочее место. Под верстаком надеваю старые тапочки, и, напялив наушники, ни с кем больше не разговариваю. Ухожу в работу с головой. Быстро делаю своё дело. Чувствую, что меня за плечо теребит Соня. Сняв наушники, смотрю на её восторженное лицо. Она, как заворожённая плывёт в сторону Егора.
— Девочки, вот ваш новый мастер! — Говорит Пал Саныч, подталкивая к верстакам парня. — Соколов Иван Иванович. Инженер художественной обработки металлов, высшее образование, не женат. — Девчонки все ахнули, охнули и захихикали. — Я же на повышение пошёл, поэтому сегодня работаем до обеда, я проставляюсь, милые мои.
Саныч начинает по очереди тискать девок и целовать их кого в щёку, кого в губы. Я прячусь за верстак, только макушка точит. Про меня все забывают, и Ваня в мою сторону не смотрит. Некоторое время девчонки представляются, шутят отчасти пошло. Мастер наш новый уходит. И тут начинается что-то невероятное.
— Девочки, мой мужик! — восхищённо выдаёт Лера, потирая руки. — Сегодня же на фуршете.
— Жирно не будет, — удивляет меня Катя, которой Ванечка понравился не меньше. — Мне позарез такой нужен.
Я рот руками закрыла, не ожидала от неё.
— Я за честную конкуренцию, — выступает Соня, и Наташа её поддерживает.
Всё, нет подруг, Лерка на всех зыркает глазищами, она знает, как получить мужика… а я нет.
Слушаю их гнилые разговоры, становится невыносимо душно. Плохо мне от ревности. Хочется закричать, что Ваня мой, но не могу, потому что не уверена в этом.
— Криська, а то что? — вдруг спрашивает меня Лера. — Что думаешь о нашем мастере?
— Вот, что значит высшее образование. Пришёл и сразу мастер, — с трудом скрываю раздражение.
Девчонки смеются надо мной и продолжают спор, кому мой сожитель достанется.
Взяв коробку в руки, я выхожу из мастерской и направляюсь в кабинет мастера. Там стоит у письменного стола Егор что-то объясняет нахмуренному Ивану. Его не постеснялась и, размахнувшись, кинула коробку с обувью в Соколова.
— И не надо мне!!! — на грани слёз, закричала в растерянное лицо Ивана Ивановича.
— Петрова! Ты охринела! — возмущается Егор, собирая обувь в коробку. — Ты что делаешь?
— Мой мастер! Что хочу, то и делаю, — расстроено выдаю я и, развернувшись, убегаю в мастерскую.
Ни у кого нет рабочего настроения. Егор собирает золото, и мы дружно идём в столовку обедать. Все уходят, а я заворачиваю в сторону раздевалки с ужасом представляя, как одеваю рваные кроссовки, возвращаюсь в комнату, а Ваня собирает свои вещи и уходит… к Лере или к Кате. На глаза накатывают слёзы. Вот так девочки разрушают своё счастье. Я даже не хочу здоровой конкуренции. Ну, не могу я так! Да и зачем нужен такой мужчина, за которого бороться надо? Пусть, как тряпка на драчку собачкам достаётся. Пусть, как скотину от одной к другой толкают…
В раздевалке сидит Иван с обувной коробкой в руках.
— И что это было? — очень строго спрашивает он таким голосом, что я, оторопело, вытягиваюсь по струнке и сильно краснею, потупив глаза. — Малыш, давай, колись, что произошло?
Все мои смелые мысли улетучиваются в мгновение, мне очень стыдно за содеянное, за несдержанней порыв гнева и ревности. А он опять улыбается по-доброму, и становится ещё хуже, я раскаиваюсь.
— Надо рассказать, а то идти мне некуда, я уже привык к твоему чайнику и диван понравился.
— А я? — оно само спросилось, и я краснею ещё сильнее, чувствуя, что ушки просто сгорают в ярком пламени.