— Наверно, забыла.
— Забыла! Ничего себе!
— С каждым такое может случиться, Агата, с каждым, пойми! Ты слишком придираешься к своей учительнице.
— Тогда пускай она по крайней мере не говорит, что мы родились в воскресенье. Что толку, если сама она родилась в четверг или в понедельник, чем она лучше нас? Такая же растяпа. Ничего, в другой раз у нее подобный номер не пройдет. Нас теперь не заставишь заниматься общественной работой! Дудки!
Я достала из ящика горсть конфет и кинула Агате «коровку».
— Ты мне рот не затыкай, — услышала я в ответ. — И нравоучения оставь при себе. Все равно я пальцем больше не пошевелю. Я родилась в воскресенье, да? Прекрасно! Так я и буду себя вести. Меня это вполне устраивает.
— Глупенькая ты еще, — сказала я. — Ничего не понимаешь.
— Может быть. И такой помру. Ничего не понимающей дурочкой.
— Безусловно, — охотно согласилась я и торжественно добавила: — В особенности если и впредь будешь путать цели.
— Какие еще цели?
— Вы ради кого занимаетесь общественной работой? Ради учительницы?
— Но она же нами руководит.
— Согласна. И притом может ошибаться. Но это не должно заслонять от вас настоящую цель…
Несчастная жертва общественной работы пожала плечами и надолго замолчала, занявшись «коровкой» и время от времени вытирая платочком покрасневший нос. И вдруг выпалила:
— Она тоже таскала песок. Наша уважаемая учительница. Ну и потеха была! — захихикала Агата. — Ты бы поглядела на этот необъятный зад в брюках! Карикатура!
— Агата! — крикнула я.
Такой озлобленной я свою сестру никогда не видела. Это было совсем на нее непохоже.
— Я ее ненавижу. И не подумай, что только из-за этого дурацкого песка. У меня есть еще другие причины.
— Интересно, какие?
Но Агата сосредоточенно разглядывала зеленые листочки каштана, вырвавшиеся вчера из почек, и не спешила с ответом.
— Не скажу, — наконец проговорила она. — Даже не проси.
Я и не собиралась просить. Я отлично понимаю, что у нее могут быть свои секреты, которыми ей ни с кем не хочется делиться. Я тоже далеко не всё всем рассказываю. Но скрываю я, признаться, главным образом, плохое. О хорошем не стыдно говорить вслух. В особенности если ты от этого выигрываешь в глазах других людей. Все мы немножко актеры. Возможно, с возрастом это проходит, а может, и нет. Ведь взрослые тоже не прочь казаться лучше, чем они есть на самом деле… Но Агате я этого говорить не стала. Я сказала:
— Должно быть, не такие уж эти причины серьезные. Иначе тебе нечего было бы их скрывать.
— Может быть… — нехотя согласилась Агата.
В эту минуту хлопнула входная дверь, и в дом вихрем ворвался Ясек.
— Я забыл завтрак! — крикнул он из кухни. — Агава, тебя вызывали по истории!
— А еще что было?
— Обществоведка просила передать привет. — Ясек на секунду сунул голову в приоткрытую дверь. — Она сказала, что ей очень неприятно, потому что ты, наверно, простудилась, когда таскала песок. И еще она ходила к Марцинкевичу в больницу. Представляешь? Вот молоток! Другую такую у нас в школе еще поискать надо. Притащила ему четыре апельсина. Глендзен своими глазами видел.
Я покосилась на Агату. Она кипела от негодовании.
— Заткнись, — рявкнула она.
— С какой стати?
— Четыре апельсина! Дешево вас купили!
— Нас не купишь!
— Уже купили! Вчера все ею возмущались? Возмущались. А сегодня сразу запели по-другому. И все за какие-то несчастные четыре апельсина!
— Апельсины тут ни при чем, — Ясек извлек из целлофанового мешочка бутерброд с сыром и продолжал свою речь с набитым ртом. — Знаешь, с чего она сегодня начала урок? С самокритики!
— Это проще всего… — буркнула Агата.
— Труднее всего! — с глубокой убежденностью воскликнул Ясек и сунул пакет с бутербродом обратно в карман. — Я пошел. Через две минуты звонок на урок. Скажите маме, что сегодня я задержусь. У меня встреча с одним типом с телевидения.