Приезд Васо меня, конечно, беспокоил, но сдаваться не входило в мои планы:
– Я с превеликим удовольствием встречусь с твоим отцом. И знаешь, зачем? Выставлю ему счет за твой дебош! Кто-то же должен заплатить за разбитые тобой вина и коньяки. Ты хоть знаешь, какой ущерб нанесла моему бизнесу? Да ты посуду у меня мыть будешь, пока не отработаешь все в полной мере!
Гулиса недовольно прищурилась и выпустила воздух через нос, отчего ноздри угрожающе расширились.
– Мечтать не вредно. Отец выбьет эту дурь из твоей головы. Как миленький в ЗАГС со мной пойдешь, или я не дочь Васо Обезбашидзе.
– Дура, ты Гулиса. После всех твоих выходок мы не сможем уживаться друг с другом. Не понимаю, зачем ты хочешь меня на себе женить?
– Ты мой и только мой! Я тебя никому не отдам. Заруби себе на носу – никому. А та, что осмелиться мне дорогу перейти, жить будет недолго. Запомни это хорошенько. Лиза уже поняла, что со мной лучше не тягаться. И эта твоя… Как там ее? Олеся! Пусть тапочки белые готовит – я ускорю ее встречу с всевышним.
Не сдержался я, во второй раз руку на нее поднял. Ударил так, что пальцам горячо стало.
И тут она будто снова вошла в роль и давай падать передо мной на колени и просить простить ее. Я стоял и смотрел на нее, как на плохую актрису. Или она, правда, с ума сошла или всегда и была такой ненормальной, а я не замечал.
Я развернулся и ушел. Бежать за мной, как собачонка, Гулиса не стала, что признаюсь, порадовало.
Куда было идти? Искать Олесю? К себе? И решил я прогуляться в сторону старого поселка, туда, где на самой окраине жили раньше две ведьмы. Хотел я свет в окошке увидеть. Сам считаю, что глупо в чужие окна заглядывать, но тянуло меня что-то. Может, желание убедиться, что Олеся благополучно добралась домой, а может сама баба Матрена меня позвала своим нашептыванием.
Темно было. Ни фонарика. Улочки пустынные. Доносился лай собак. Луну заволокло непроглядными тучами. Шел я можно сказать на ощупь, ничего впереди себя не видел, как вдруг мелькнула светлая фигура. Быстро так, еле уловимо. Вроде бы и нет никого, но сердцем чувствовал я чье-то присутствие. Заколотилось оно предательски. А сам думаю, как же моей Олесе не страшно одной домой возвращаться, если я мужчина, и то не уверен, что мне совсем не страшно.
Снова тень какая-то замаячила на горизонте. Слышу голос противный глухой и протяжный, будто по слогам читает: «Иди сюда, не бойся».
Не любитель я приключений, но последовал зову. Другой, может, на моем месте уже пятками бы сверкал, а я захотел посмотреть неизвестности в лицо.
Лицо у этой неизвестности было потрепанное, морщинистое и загадочное. Стояла передо мной, направив тусклый свет карманного фонарика вверх, баба Мартена. В белой косынке, из которой выбивались жиденькие седые волосенки, и в белом платье до самых пят. Она протянула мне руку, будто приглашала на танец.
Дар речи пропал. Ни слова выдавить не мог. Одни эмоции. Прикасаться к старой ведьме мне вовсе не хотелось, хоть я и заранее знал, что просто так она не отстанет и не позволит пройти мимо.
Ничему не удивляясь, Мартена сама взяла меня за руку и подтолкнула к засохшему дереву. Оставалось только подчиняться. Направив луч фонарика вглубь веток, она указала мне на маленький рыжий комок шерсти.
– Сними Персика, – попросила она противным голосом.
– Кис-кис, – глотая слюни, позвал я котенка.
Тот поднял мордочку, дернул ухом и, зевая, встал на лапы. Мне не составило труда дотянуться и снять его.
Я держал котенка в руках. Он был крошечным, мягким и теплым. Терся о ладонь и мурлыкал. А старушка тем временем перебирала корявыми пальцами и что-то невнятное бубнила себе под нос.
– Не беспокой Олесю сегодня, – четко произнесла она, выхватив котенка.
– Не буду.
– И не смотри в глаза балерине, иначе тебе конец.
Я мысленно повторил услышанное, а сам, как в зеркало, смотрел в блеклые глаза ведьмы и видел себя среди леса с лопатой.
– Неужели он заставит меня рыть могилу, если я не женюсь на Гулисе?
Матрена сомкнула веки и не ответила на мой вопрос:
– Устала я что-то. Пойду, прилягу. И ты, внучок, шел бы домой. Свет в окошке Олеси все равно сегодня не увидишь.
Матрена ушла, оставив меня одного в кромешной тьме.
Осень, что тут поделать, – темнеет рано. И побрел я обратно, раскладывая по полочкам все, что выпало на мою долю за сутки. – Месячная норма «осадков»!
Заснул я, как только улегся. Спал крепко до самого утра. А на рассвете приснился мне сон: