– Ох, любовь безответная, да смерть ранняя, знаешь ли ты об этом? – цыганка доверительно взяла Аллу Петровну за руку. – А если бы ты знала, каким горьким вино бывает, если его пить одной. А сейчас вот, видишь, уже и не молода я, и вся жизнь позади, а у меня никого нет, одна я одинешенька.
– Да разве можно так говорить? – пожалела Алла Петровна незнакомку. – Разве можно говорить, что все позади?
– А ты думаешь, что я еще молода?
– Конечно.
– Ой, спасибо тебе, родная, – цыганка, которая только что была готова расплакаться на плече у Аллы Петровны, снова заулыбалась. – Дай бог тебе здоровья и любви. Вижу в тебе душу – чуткую, отзывчивую. Спасибо тебе, милая, будь счастлива всегда, от самого сердца тебе желаю. Ни от кого я не слышала давно доброго слова. Мне словно тепло стало, как ты меня порадовала. А хочешь, отблагодарю тебя – за твою доброту, за твои слова? Хочешь, от опасностей предостерегу? Оберег тебе подарю?
Не дожидаясь ответа, цыганка протянула куклу, связанную из ниток.
– Возьми, возьми ее, сохрани, и она убережет тебя от несчастий.
Цыганка вложила куклу Алле Петровне в ладонь, продолжая болтать без остановки.
– Не обижай меня, прими оберег.
Алла Петровна взяла куклу, цыганка отпустила ее руку и принялась прощаться, пожелав много-много любви и счастья с три короба.
Проводив взглядом странную цыганку, Алла Петровна хотела пойти дальше, но нехорошее предчувствие всколыхнулось откуда-то глубоко изнутри. Разжав ладонь, она обомлела, увидев, что вместо куклы держит маленькую черно-белую фотографию старухи с закрытыми глазами. Сердце забилось чаще, и Алла Петровна испуганно скомкала и выбросила снимок. Ускорив шаг, она поспешила прочь, но в глазах потемнело. Люди вокруг стали похожими на тени и исчезли, все закружилось, и земля ушла из-под ног.
Первое, что Матвей Ильич сообразил – это что он сидит на стуле в темной комнате. Обведя ее глазами, он сфокусировался на мужчине за столом напротив. Постепенно Матвей Ильич понял, что это – кабинет, а потом заметил, что мужчина одет в полицейскую форму. Его лицо показалось Матвею Ильичу знакомым, но голова еще плохо соображала.
– В молчанку будем играть? – строго спросил полицейский самое банальное из всего, что мог спросить у задержанного.
«Спроси у меня еще, кто идет к доске, или где моя зарплата», – подумал Матвей Ильич (и не так уж далеко от одного до другого – всего несколько лет). Ученый усмехнулся, и вдруг память резануло, как бритвой, и в полицейском он признал попрошайку-кондуктора.
– Так это ты, гад, меня с трамвая ссадил! – вскочил Матвей Ильич.
– А я, наоборот, слышал, как тебя, Васкецов, сегодня гадом называли, – спокойно и безразлично ответил полицейский.
Решив не увеличивать число банальных вопросов на единицу времени, чтобы, согласно законам физики, не разрослась скорость сумасшествия, Матвей Ильич не стал уточнять, кто еще его сегодня называл гадом. Офицер в это время принялся заполнять кипу каких-то документов, а Матвей Ильич оглядел себя и обнаружил, что одет в тот же костюм, в котором утром вышел из дома. Однако когда он опустил голову, то вместо темно-синего галстука обнаружил придурковатый ярко-желтый платок. «Что у нас нынче за фокусы с переодеванием? Хорошо, что я это заметил, – подумал Матвей Ильич, – потому что если все это сон, то теперь я точно знаю, что по-прежнему сплю. Скорее всего, я заснул в трамвае. Хуже, если это не сон… но этого не может быть».
– Почему? – спросил полицейский.
«Отлично, – подумал Матвей Ильич. – Теперь я точно знаю, что это сон».
– Нет, – буркнул полицейский, не отрываясь от бумаг.
«Прекрасно, теперь совсем никаких сомнений».
– Да нет же, – повторил офицер.
Совершенно убедившись, что это сон, Матвей Ильич начал беспокоиться, не пропустит ли он свою остановку, пока спит в трамвае.
– Ну и дура-ак! – поднял, наконец, голову полицейский. – Ну так что, обвиняемый? Почему за проезд не оплачивали?
Матвей Ильич растерянно молчал. Полицейский не сводил с него глаз.
– И как мне на тебя составлять протокол? – проворчал, наконец, офицер. – Ведь если, по-твоему, все предрешено и всем – своя судьба, то никто ни за что и отвечать не должен? И за себя тоже?
– Вы понимаете, что у меня деньги пропали? – разозлился Матвей Ильич. – Вы лучше найдите, кто деньги мои из кармана стырил!
– Значит, предначертано тебе так было, – рассудил полицейский, – чтобы ссадили тебя с этого трамвая. Ясно?
– Вы долго там будете болтовню разводить? – за дверью раздались шаги и женский голос.
Полицейский и Матвей Ильич переглянулись.
– Вы там что, оба теперь в молчанку играете? – женский голос зазвучал недовольно.