Шестая расхохоталась.
– Это ты не в своем уме, потому что это было в позапрошлом году! – рассердился в ответ Пятый, которому электроник тоже начинал порядком досаждать.
– В каком позапрошлом? Я читал, когда Девятую летную заканчивал. В двадцать седьмом или восьмом земном году это было. Что же там было про эту миссию, не могу вспомнить? Кстати, у борт-инженера было какое-то редкое имя, как же…
– А сейчас по-твоему какой год?
– Я родился в сороковом, – Четвертый вскочил из-за стола с испуганными глазами. – Этого-то я не могу не знать, как ты думаешь?.. Вся миссия тогда погибла. Никто не спасся с «Эльвани».
– Спокойно, парень, – взял его борт-инженер за рукав, переглянувшись с Шестой. – Тебе надо немного успокоиться и покушать. Потом обсудим эту проблему, ладно?
– Я умер, – испуганно отшатнулся от него Четвертый.
– Ты жив, успокойся, – попытался еще раз усадить его за стол борт-инженер. – Ты хоть и долбо**, но мы дыры заделали, летим себе дальше. Все нормально.
– Нет, ты не понял. Я помню, как я умер.
– Да, черт возьми, парень, ты умер, а мы призраки! Это загробный мир, добро пожаловать. Вот Богородица, а я архангел! Хочешь, свой *** покажу? Или попроси, вон, Богородицу еще раз ***ду показать! Она не обламывается!
– Заткнись-ка ты, пожалуйста! – попросила Шестая.
– Слышь! Еще бы полчаса, и мы действительно были бы в аду, – вскочил Пятый. – Но мы живы. Сядь теперь, поешь божественной пищи. Ладно?.. Надоело с этим психом возиться, – обратился он к Шестой.
– Мы все становимся психами в замкнутом пространстве, – ответила девушка. – Нужно относиться с терпением.
– Ты, вроде, не психиатр!
– Да вы ни фига не слышите, что я говорю?! – Четвертый сбросил еду со стола. Его руки дрожали, зрачки расширились. – Я умер! Умер!.. Не может быть, не может быть, – бросился он в рубку.
Переглянувшись, врач и борт-инженер поспешили за ним.
– И эти мертвы! Здесь все мертвы! – Четвертый сбросил на пол тела командира и второго пилота и принялся что-то набирать на приборной панели.
– Вяжи его, вяжи! – скомандовал борт-инженер.
Вдвоем они схватили спятившего электроника и обмотали шнурами.
– Куда его?
– Давай в медицинский.
– Он там все перевернет!
– Давай в капсулу.
– Еще хуже будет. Лучше во втором жилом его пока закроем, а там решим. Ты слышишь меня, перестань немедленно, иначе нам придется тебя закрыть! – попыталась его облагоразумить Шестая.
– Вколи ему успокоительное! И эти тела туда же унесем.
Четвертый продолжал сопротивляться и что-то бессвязно кричал. Шестая второпях отыскала в медицинском отсеке транквилизатор и поставила инъекцию. Затолкав Четвертого в жилой отсек, борт-инженер закрыл люк.
– Вот гавнюк!
– Ответ с астероида пришел, – обратила его внимание Шестая, и, вытирая пот со лба, они вернулись в рубку.
«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною».
Суровый к любым формам жизни, астероид Aq44461, диаметром немногим больше тысячи километров, казался камешком в необитаемом пространстве космоса. Далекое и слепое Солнце днем – если это можно было назвать днем – едва освещало серые каменистые гряды, покрытые льдом и изрезанные кратерами. В полнолуние на Земле бывало светлее, чем здесь в полдень. Впрочем, день быстро заканчивался – сутки длились 18 часов, и тогда кромешная тьма застилала все вокруг, оставляя мерцать тысячи и тысячи точек-звезд в непроглядном небе.
На станции придерживались земного календаря, хотя таких понятий, как «месяц» или «год», конечно, не существовало. Астероид делал оборот вокруг Солнца за 280 лет, а значит – сейчас было то, что на Земле называется словом «лето». Теплым его не назвали бы – на Солнце поверхность могла порой прогреваться до минус 180 градусов, и на этом все. Никто не пытался представить, что здесь будет, когда наступит вековая зима – это выходило за пределы одной человеческой жизни.
На несколько километров вокруг виднелись шатры – грунтоплавильные цеха, в которых из собранного реголита добывался и там же сжижался гелий-3; станции по перегонке льда в воду и кислород для работы самой станции; солнечные экраны, жилые модули, лаборатории, посадочно-пусковая площадка для грузовых кораблей и многое другое. Дальше видимая поверхность резко обрывалась – широкой линии горизонта, привычной для землян, здесь не было. Казалось, что дальше начинается обрыв – в никуда, в пропасть.
Между шатрами копали и собирали грунт тысячи тяжелых комбайнов. Если один выходил из строя, разбивался о каменные уступы или переворачивался, уродцы в скафандрах ползли за ним и уносили в ремонтный цех. Сила тяжести на астероиде была почти в 70 раз меньше земной, и человек, даже в тяжелом скафандре с кислородным баллоном, весил не больше пары килограмм. Лишь небольшого усилия могло быть достаточно, чтобы оторваться от твердой поверхности и навсегда отправиться к праотцам. С этим старались не шутить, поэтому между шатрами были раскинуты магнитно-гравитационные трапы – по ним можно было ходить, вместо того, чтобы нелепо подпрыгивать по незащищенной поверхности, где одно неловкое движение могло оказаться последним.