Воспоминания – разрушительный вирус, но он должен быть запущен, чтобы уцелело настоящее, а болезненные миражи из прошлого перестали преследовать. И тогда все растворяется, и мы с мамой гуляем в парке после завтрака.
Внешний вид Нины Владленовны всегда удивлял несуразицей, но не торопитесь судить. Что вы знаете о пятидесятых? Истории про Гагарина и космос? Они сгодятся для учебников первоклашкам – пусть мечты наших детей сбудутся и они вырастут героями в великой стране. Но вы – отложите свои смартфоны, потому что там, в нашей общей генетической памяти, засели ватные пальто с заплатами, бараки и кухни в коммуналках. Там есть место и кипяченой воде в ведре, чтобы помыть в корытце всю мал-малу. Там же и очереди за «килограммом в руки», и нищета, и сырок на троих, и послевоенная безотцовщина. Вот оно, выдавливается теперь, как гнилой нарыв, через два, через три поколения, и оставляет на теле нашей нации неизгладимую, кровоточащую оспину.
Нинка ехала в автобусе в областной центр. С чемоданчиком на коленках, а там – дрянь да рванье, «локш», как тогда говорили, да кулечек муки и картошки на первые дни, стыдно кому показать, а больше ничего. Так же она ехала и за несколько месяцев, сдавать экзамены. Нинка и тогда улыбалась, было радостно, но немного страшно. Не столько одной оказаться в чужом городе, но сколько – не поступить. Вот будет позор, а еще хуже – поступить, но потом провалить первую же сессию. Как там все устроено? Ведь и поплакаться будет некому, и помочь – никто не сможет. А если ее высмеют на экзамене? Скажут, что она – деревенская дурочка, и место ее – в колхозе. Нинка пыталась придумать. – что она скажет в ответ, как будет вести себя? Но папа твердо сказал тогда: «Нинке надо учиться». И Нинка ехала учиться, чтобы перебороть себя, каким бы страшным все вокруг не казалось.
Отец вернулся с фронта, но все три года больше пробыл по госпиталям – и его не стало. В пенсии отказали – умер дома, а восьмой класс – платный, Нина и не пошла. Директор приходил, уговаривал – продать хоть что-то, ведь нужно учиться. А что продашь? Трудодни? Обращались в колхоз, обещали посодействовать, и Нина ходила какое-то время на уроки, бесплатно, а потом все равно исключили. И вот теперь выпал шанс, один на всю жизнь. По всему Союзу плату за техникумы отменили, и Нина отправилась в город, поступила и теперь будет учиться.
Тяжелый довоенный ЗИС из райцентра набился под завязку. Рядом сел «дядя Андрей», односельчанин, хотя какой он был «дядя» – сейчас-то Нина понимает, что ему было лет тридцать пять, сегодня бы сказали – молодой парень, но ей тогда он, конечно, был «дядей». Андрей призывался за год до войны, когда еще была эйфория. В воздухе уже пахло войной, но всем казалось, что это будет быстрая победа. Дойдем до Европы, а там рабочие нас поддержат, пролетарии всех стран соединятся и наступит коммунизм. Так учили, и в это верили. А теперь, без одной руки, ссутуленный, Андрей, пройдя пол-Европы, но так и не дойдя до коммунизма, думал иначе. Только говорить об этом было нельзя, да и не с кем. Все село помнило, как в сорок первом, когда мужчины садились на паром, баба Дуся начала причитать, что их убьют на фронте, что никто не вернется, и долго ее не могли успокоить. Десять лет по «пятьдесят восьмой» успокоили. Об этом помнили.
– Ну что, поступила? – спросил дядя Андрей.
– Поступила.
– Куда?
– Химико-технологический.
– Ух ты! Серьезно! Опыты будете ставить, технологии развивать? Молодец! Ну, как настрой?
– Хороший. Правда, не по себе маленько.
– Ну это ничего. Как перед первым боем, да?
Автобус тронулся, затрясло на ухабах.
– Был у нас на фронте случай, – продолжил дядя Андрей, – один боец придумал технологию, как спать в карауле. Веревочкой к столбику себя привязывал – и спал. Так мы, знаешь, какой опыт поставили? Перед нарядом крапивы ему в штаны натолкали – и все, не спалось после этого парню. Правда, зубов еще выбили пару, ну так война есть война. Он так смешно потом свистел! У нас как-то концерт самодеятельности был, генерал приехал. Так мы его отправили выступать с художественным, вроде как, свистом. Генерал так хлопал! Хороший был…
– Концерт?
– Парень хороший был. Убили.
Помолчали.
– А общежитие дали? – спросил дядя Андрей.
– Дали.
– Ну, хорошо, осваивайся, ничего не стесняйся. Твой отец бы гордился… Тебе мама денежку-то дала?
– Нет.