Заинтересовавшись станцией, Тагир подсел ближе к окну.
– Всё равно кто-то здесь живёт, – предположил он, точно так же не увидев на перроне ни души. – Или ты думаешь, среди леса вокзал построили?
– А я бы не удивился нисколько. Тут только зайцы да белки.
– Ну так, наверное, их и ждём, раз стоим, – пошутил Тагир. – Сейчас белочка к нам как подсядет!
– Это будет не ко мне, пусть не торопится.
– А может, у неё шишки в кассе не принимают… Вот, садится кто-то, глянь.
– Где? Ага… дембель бежит.
Попутчики стали болеть за опаздывающего пассажира, потому что состав медленно тронулся. Солдат спешил со всех ног и, видимо, успел заскочить на ходу – этого Ивану с Тагиром не было видно. Включили радио. Вскоре дверь распахнулась и запыхавшийся дембель, с сумкой за плечом, ввалился в купе. Тёмно-зелёная «пикселька», белый ремень, трёхцветный аксельбант на груди, погоны – чёрный бархат.
– Хо-хо, ДМБ, успел, заскочил! Так ты к нам? Заходи, веселей поедем! – обрадовался Иван и встал поздороваться с новым попутчиком, разглядывая его форму. – Красавец! Мотострелок? А я Иван, танковые. «С виду с башнями, а безбашенные» – отгадай загадку! Не стесняйся, будем знакомы.
– Тагир, Вэ-Вэ. А теперь ветеринар, – калмык протянул руку и улыбнулся новому знакомому.
– Почему… ветеринар? – отдышавшись, спросил солдат.
– А вот отгадай мою загадку… Я и сам не знаю.
– Игорь, – представился дембель.
Поздоровались.
– У тебя верхняя? Тогда «вольно», закидывай сумку, садись к нам, – предложил Иван, а потом обратился к Тагиру, – а ты что, во внутренних служил?
– Ну да, – калмык пожал плечами, – а что?
– Ничего.
– Ну так что?
– Ничего, – повторил Иван. – Ты на свой счёт не воспринимай.
– А мне понравилась служба, было интересно, – Тагир встал и потянулся за стаканом с заваркой, – и дедовщины у нас не было, все были при деле. Воровали, конечно, и кормили одной капустой – то печёная, то тушёная, то варёная, то какая-то жареная – прямо столько рецептов! Зато не надо было ломом траву косить: всем было, чем заняться. Ладно, я сейчас.
Калмык вышел из купе за кипятком. Солдат уложил вещи, снял китель и уселся рядом с Иваном.
– Ну, что там, в мотострелковых, как служба? – обратился Иван к солдату.
– Ничего. Всякое бывало.
Иван вспомнил свою службу мехводом в танковых, в девяностые. Как он бегал по тревоге: портянки торчат, расстёгнутый, быстрее в танк, а потом сидишь и куришь, пока посыльный за командиром ходит. А соберётся взвод – ни соляры, ни боеприпасов. Командир посмотрит на своих дуралеев – и отбой.
Иван улыбнулся про себя.
Тагир вернулся с чаем, порылся в сумке, достал рафинад и застучал дорожной ложечкой.
– А что за станция была? – спросил он солдата. – Я расписание смотрел – не нашёл остановки.
– Николаевская, – ответил Игорь.
– Мы с Ваней ни одного дома не увидели.
– Да я тоже не видел, – пожал Игорь плечами. – Я сам вчера с поезда здесь сошёл. Не знаю, зачем. Посидел, в-общем, у лесочка, подышал воздухом – отошло. На вокзале заночевал, билет новый купил – вот и всё, еду дальше.
Иван приподнял брови.
– Вот ты даёшь, чудак. А мы с отцом, знаешь, однажды машину так брали. Это ещё в конце восьмидесятых было, я малой был. Дали нам открытку – батя обрадовался, стал собираться, а потом говорит: «Нет, передумал»…
– Какую открытку? – не понял Игорь.
– А, да ты же не застал этого. Батя у меня записался на «Жигули», хотел взять «пятёрку», накопил – тысяч десять по тем деньгам. Это же сейчас – в Интернете посмотрел, позвонил, купил. А тогда на машину записывались, в очередь вставали, а она несколько лет шла, могла и не дойти. А отец у меня на оборонке работал, и вот раз – дают ему карточку, а там «Москвич» «двадцать один – сорок». Их тогда ещё выпускали, последние партии, помните такие?
– О! Знаю! Катался, необычные ощущения, – вспомнил Тагир.
– Ну да, очень необычные. Ну и что делать? Расстроился батя сначала, а мать говорит, мол, ну «Москвич» – пускай, хотя бы не «Запорожец». Собрался отец в Москву, а тогда начали «сорок первый» выпускать. Хорошая машина была, движок только, как от мотоблока, но выбора-то никакого не было. Подумали, мало ли что, а вдруг повезёт, как-нибудь поменяемся, «сорок первый» возьмём. Он тогда стоил тысяч девять, а старый «сороковой» семь с полтиной. И я, конечно, с отцом напросился поехать – мне же интересно. Собрались, считай, а потом батя вдруг раз – и говорит: «Не поеду, передумал», и пошёл открытку сдавать. Мать его отговаривала-отговаривала, плюнула. Всё. Ушёл. Весь день, поди, его не было, где был – не знаю, а вечером возвращается – купил билеты на автобус. «Я, – говорит, – решился».