— Стойте! — закричал он своим дружинникам. — Стойте! Остановитесь!
И он направил коня вперёд.
С ужасом смотрели люди и эльдар на хрупкую фигуру в серебряной кольчуге и синих шелках, с тонким станом, затянутым синим кушаком и с широкими плечами лучника; видно было, с каким усилием он сжимает сильными бёдрами бока испуганного коня — и перед ним огненным столпом вставал чешуйчатый червь, вышедший из ледяных недр северных пещер.
Тетива лопнула, и Фингон выдернул из волос крепкий золотой шнурок и натянул его на лук; на ветру золотые ленты в его косах разлетелись в стороны, и его волосы вились облаком в раскалённом воздухе.
И тут в своём сознании он услышал:
Маленький эльф…
«Неужели это существо обладает разумом?»
Искажённое создание, золотой червь, собранный из обрывков разных существ — с лягушачьими лапами, с рыбьей чешуёй, с янтарными змеиными глазами — и в эту чудовищную кашу ни с того, ни сего воткнули ещё и разум — словно настоящий человеческий череп на грубом идоле из дерева, шкур и перьев.
Ты боишься меня. Ты весь дрожишь. У тебя горит лицо и колотится сердце.
«Да, мне страшно», — подумал Фингон ему в ответ. — «Мне очень страшно. Ты меня пугаешь — мне страшно. И дальше что? Страшно и страшно. Я всё равно убегать не буду».
Ты уговорил своего отца последовать за Феанором… это ты виноват в смерти Аргона… виноват в смерти жены Тургона… И всё это для того, чтобы быть рядом с Маэдросом?
«Я люблю Майтимо», — подумал Фингон, доставая стрелу. — «Я уже много лет живу со всем этим. И с многим другим. И я собираюсь жить, пока я кому-то нужен. Какое тебе дело?».
Кто ты такой, чтобы поднимать на меня оружие, убийца родичей? Они были ни в чём не повинны и хотели жить…
— Здесь люди тоже хотят жить, между прочим, — Фингон сказал это вслух прицелился и стрела вонзилась в глаз дракона — глубоко во внутренний уголок длинной глазницы. Прямо в него устремилась струя огня; он легким движением отвернул коня; сейчас ему больше помешал не дракон, а крики ужаса у него за спиной. Пламя лишь слегка задело его плечо. — И я хочу их защитить. — Стрела попала в другой глаз дракона — кажется, прямо в зрачок.
Дракон взревел, но Фингон не сдвинулся с места: конь продолжал его слушаться, несмотря ни на что.
«Ты же ещё слышишь меня, тварь? — сказал мысленно Фингон вслед дракону, который уползал с быстротой не огромного чудовища, а крошечной ящерицы. — Конечно, ты меня слышишь, твой ли в тебе разум или Мелькора, неважно. За тобой мили и мили сожжённых полей, деревень, сотни трупов живых существ. Ты прав, я буду мучиться всем этим до конца жизни, но поверь, и эльдар Белерианда (если не считать засевшего в своей норке Тингола), и тем более людям глубоко плевать на две или даже три сотни зарубленных за морем тэлери. Им плевать, сломал мой брат шею из-за меня или из-за Моргота. И на то, с кем я сплю, им, в общем, тоже плевать, пока я здесь ради них. Я тебе больше скажу, им всем, особенно людям, на Намо с его пророчествами тоже плевать. И я буду их защищать, пока могу. Я не знаю, сколько это продлится, но постараюсь, чтобы это продлилось как можно дольше».
====== 8. Тошнота ======
Комментарий к 8. Тошнота Главка 22 немножко альтернативная и идёт к этой части дополнительным номером :)
.20.
Финьо наклонился над ручьём, зачерпнул ладонью ледяной воды, пробившейся из-под полупрозрачного льда, глотнул, отошёл в сторону, схватился за дерево.
Не помогло.
Он упал на колени и его начало безудержно рвать, словно выворачивая внутренности; он ощутил, как выплескиваются наружу куски добытой с таким трудом еды. Может быть, ему надо было открыться хоть кому-нибудь, хоть Артанис, чтобы ему приносили еду. Но он был слишком горд; ему казалось, что если он хоть намекнёт кому-то, что не сможет сам добывать себе пищу, то у других возникнут подозрения.
По его телу прокатилась ещё одна волна рвоты, потом ещё, но теперь желудок был уже пуст. Он отошёл на несколько шагов и рухнул на снег. Финьо вспоминал, как держал на руках маленькую дочку брата, каким лёгким был ребёнок; он думал, что для него, такого выносливого, дитя — вообще не бремя. Как же он ошибался!
Это было жуткое ощущение полной и беспросветной беспомощности: слабость, головокружение, новые позывы к рвоте: своё тяжёлое чрево пригибало его к земле. Фингон заплакал по-настоящему первый раз за полтора года с тех пор, как потерял отца. Ему хотелось лечь тут и уснуть, может быть, навеки, но он не мог предать беззащитное, запертое внутри него, дитя: если он сейчас не соберётся и не найдёт ещё еды, то ребёнок останется голодным. Ему хотелось ударить самого себя по лицу, но, с горькой иронией подумал он, как же можно ударить беременную женщину? .. Какой же стыд… Он почувствовал, как ребёнок тихо напоминает о себе. Финьо обхватил свой живот руками, словно обнимая малыша — «подожди, я сейчас…». Он заставил себя взять лук и пойти дальше.
.21.
В тот день ему повезло и он (точнее, он и ребёнок) заснули относительно сытыми. Снег совсем замёл жерди, которыми он прикрыл скальный навес близ реки; получился почти маленький, наполовину снежный, наполовину каменный домик. Финьо забился в уголок и постарался поплотнее закутаться в два своих плаща. Теперь он чувствовал себя даже уютно; костёр погас, но угли ещё веяли теплом.
Его глаза резко открылись — ледяной холод, жемчужный свет ревнивого месяца и, между ним и луной, мерцающе перекрывала выход из пещеры тень — облако, сонно подумал Финьо (он не был уверен, что не спал); он отвернулся к стене — и страшный мороз охватил его тело с ног до головы: холод в глазах, в носу, в позвоночнике; он с ужасом обхватил свой живот, пытаясь уберечь дитя. Сердце останавливалось, он подумал, что сейчас замёрзнет насмерть.
— Финдекано… — услышал он. — Финдекано… маленький король, который ждёт наследника… зачем это тебе… Подними подол, покажи мне, что у тебя между ног… покажи, мне же так любопытно… Маленький эльф… пусти меня к себе… я лягу с тобой… Ведь мне бы так хотелось, чтобы рядом со мной лежало такое глупое беременное существо…
Что-то захлопало, будто знамя на сильном ветру. В его убежище ворвался ветер и страшный голос исчез. Финьо казалось, что он — какая-то брошенная сухая щепка на снегу, оставшаяся на зиму под снегом высохшая былинка; он приподнялся, потом выпрямился, выглянул наружу. Его окружал чёрный лес, снег и огромное небо с крупными звёздами; он казался себе таким маленьким и впервые небо было чужим, далёким и страшным… И тут он снова почувствовал в себе дитя; почувствовал сначала движение, а потом тепло, а затем в его сознание ворвался порыв любви и благодарности: он чувствовал, как маленький внук Феанора старается согреть его изнутри.
Сейчас ребёнок окончательно стал для него родным.
.22.
…
.23.
Свой путь до места встречи с Майроном он, увы, также рассчитывал, исходя из своего сильного, здорового тела. Сейчас же он понял, что на дорогу уйдёт не полтора-два дня, а больше недели. Он надеялся, что правильно рассчитал срок, не потерял счёт дням и месяцам —, но он мог и ошибиться; было несколько дней, когда дурнота и рвота мучили его так сильно, что он лежал в своём убежище, глядя в бесконечную пелену снега и впадал в забытье, теряя счёт времени.
Еле держась на дрожащих коленях, он прижался к дереву, и ему стало казаться, что он чувствует в своём теле признаки приближающегося разрешения от бремени. Идти дальше он уже не мог от усталости и страха.
На мгновение солнце ослепило ему глаза, блеснув в засыпанных снегом ветвях. И внезапно он услышал в своём сознании голос:
Не бойся, сейчас я к тебе приду.
Через несколько секунд сзади его подхватили сильные руки — и подняли в воздух.
====== 8а. Тошнота (могло быть и так) ======
Комментарий к 8а. Тошнота (могло быть и так) Этот вариант и этот эпизод нравится бета-ридеру, но для меня это всё-таки сильно альтернативный вариант того, что написалось изначально, а мне бы хотелось оставить изначальный сюжет практически в неприкосновенном виде, так что пусть этот момент будет отдельно.