Странным образом его смех, его кривая улыбка успокоили Фингона. Он знал, что имеет дело не с человеком, а с майа, а эти существа, какими бы они ни были, Фингона всегда пугали. Вспоминая о годах в Валиноре, Фингон тосковал об ощущении тепла, покоя, защищённости, которое давало присутствие Валар и их служителей. В то же время ему иногда бывало трудно выносить их вид: для общения им не были нужны слова, и очень часто их лица, вроде бы похожие на лица, совсем ничего не выражали, и иногда они как бы забывали придать им облик, совсем ничем не отличающийся от облика детей Илуватара. Даже в лицах и глазах самых добрых из них, Манвэ и Ирмо, зачастую проглядывалось что-то настолько чужое, неживое и жёсткое (словно бы скала или кристалл вдруг начали смотреть и разговаривать, объясняя свои медленно бегущие по жилкам камня мысли) — что Фингон иногда был рад, что не может видеть их больше.
А лицо, которое он видел, было образовано многими столетиями общения с другими живыми существами, в нём не было почти ничего чуждого.
Вполне понятная, человеческая и очень злая улыбка.
— Мне действительно очень нужна твоя помощь, и я могу заплатить тебе чем угодно, если это будет зависеть только от меня и меня одного и не будет затрагивать жизни, чести и имущества моих родных и подданных, — Фингон вздохнул. — Я даю тебе своё королевское слово.
Если бы Гортаур, как он был почти уверен, действительно мог читать мысли, сейчас он вряд ли смог бы что-то увидеть — в голове у Фингона был полный сумбур. Странным образом улыбка Гортаура стала из злобной более искренней, а потом и уже совсем весёлой: он смотрел на Фингона с наивным любопытством, как маленький мальчик, который ожидает, какой секретный подарок достанет из-за спины любящий отец.
— Мне нужен ребёнок, — выдохнул король. — Я хочу иметь ребёнка.
— Прости, но о чём ты говоришь?
— Моему дому нужен наследник. Перед тем, как… отправиться на битву, отец заставил меня поклясться ему именем Творца, что я произведу на свет сына и наследника. Это были его последние слова.
Саурон подошёл к нему поближе. Его глаза были тусклыми, узкими, почти чёрными и ничего не выражали; Фингону показалось, что его вновь окутывает морок; кончик указательного пальца коснулся рта Фингона, обжёг и Саурон вновь отступил; перед Фингоном было опять то же бледное лицо с жёлтыми глазами.
— Ты знаешь, Фингон… как тебя, всё время путаюсь в ваших именах… Финдекано. Я ожидал какой-то поистине сказочной глупости, но, признаюсь, ты меня удивил. Я не удивлялся так уже лет четыреста, не меньше. Я даже не могу тебя понять. Тебе нужен ребёнок? Почему ты не возьмёшь его у кого-то из своих подданных? Есть же множество детей, оставшихся сиротами после Дагор Браголлах; никто даже не знает, кто были их родители. Ты мог бы выдать одного из них за своего. Ты можешь найти такого сироту среди авари и, например, забрать его обманом; об этом никто никогда не узнает. Или я должен сделать это за тебя?
— Мне нужен мой ребёнок. Внук Нолофинвэ. Мой наследник.
— Подожди, но ты же вроде бы не женат? Почему ты не женишься? Или ты не можешь иметь дела с женщинами?
— Почти так… Я не могу предать того, кого избрал. Того, чьё брачное ожерелье я ношу. Я люблю его. — Финьо сжал кулак, впиваясь длинными ногтями в ладонь. — Я принёс брачную клятву своему двоюродному брату и обменялся с ним брачными дарами. Я поклялся ему именем Илуватара, и этой клятвы я нарушить никогда не смогу даже ради отца.
— Вот это новости. — Саурон недоуменно приподнял брови, и трудно было сказать, действительно ли это для него новость. — Так при чём же тут я, в конце концов? — Он недоуменно и опять же очень по-человечески развёл руками.
— Я хочу, чтобы этот ребёнок родился у меня. Я хочу родить его сам, и в этом мне нужно твоё содействие.
====== 2. Эксперимент ======
.3.
— Садись, — Саурон жестом указал на второй стул у камина. — И каким же образом, по-твоему, я могу это устроить?
Фингон не мог сказать, то ли в его жёлтых глазах отражаются огни камина, то ли они опять сияют изнутри красными искрами и переливаются вспышками тьмы.
— Ты… — Фингон сел напротив него. — Ты выращивал для своего господина чудовищных волков-оборотней, создавал драконов, летучих мышей; я думаю, что ты вывел и орков — у твоего господина для этого недостаточно ума. Я знаю, что ты творишь чудовищные пытки, коверкаешь, разрезаешь и калечишь тела детей Илуватара — и эльдар, и людей. Твоя цель — смерть, но ты знаешь всё о том, из чего состоят живые тела, что находится внутри них, и как оно живёт и плодоносит. Ты ведь майа Аулэ и я знаю от него самого, что ты был с ним, когда он создавал праотцов гномов; ты сведущ в сотворении и устроении тел живых существ.
— Ты же знаешь, что никто из Валар не может по-настоящему создать новую разумную жизнь, если нет на то воли Илуватара, — сказал Гортаур холодно.
— Я не прошу тебя создать новую жизнь, — сказал Фингон. — Я лишь прошу изменить моё тело так, чтобы жизнь могла зародиться во мне естественным путём, с тем, чтобы я мог подарить жизнь ребёнку, — как мать, а не как отец.
— Ты хочешь оплодотворить сам себя?
Лицо Фингона залилось краской.
— Я уже сказал тебе, что у меня есть избранник. Я принадлежу ему и не могу принадлежать никому другому…
Саурон, рассмеявшись, встал с места и наклонился к Фингону, опершись на спинку кресла, на котором он сидел, и как бы играя, наклонил тяжёлое кресло назад вместе с королём, покачивая его, нависая над Фингоном и глядя ему в лицо; его худые щёки были залиты алым светом, и Фингон почти физически чувствовал, как жар этого света играет на его собственном лице.
— А зачем мне это нужно, сын Финголфина? Ты подумал об этом? Я могу убить тебя сейчас, и твоё тело останется гнить здесь, в лесу. Нолдор придётся долго искать тебя… а потом попытаться самим найти наследника своему королю.
— Тебе… — сказал Фингон, — тебе… я думаю, что тебе должно быть это интересно. Я не обычный твой пленник, не обычный эльф и даже не обычный нолдо. Я внук Финвэ, во мне королевская кровь; мой избранник — тоже внук Финвэ и сын Феанора, мой двоюродный брат. Неужели рождение внука Феанора и Финголфина для тебя не любопытно? Разве тебе не хотелось бы поставить такой опыт? Моя сестра умерла, у Феанора не было дочерей; другая возможность вряд ли представится.
— Я могу сейчас забрать тебя с собой в Ангбанд, и там на досуге поизучать твоё тело, — усмехнулся Гортаур. — Могу там сделать то, что ты просишь, а потом… соединить тебя с кем-нибудь. Уверен, что и твой, как ты его называешь, избранник не откажется туда прибыть и сделать то, что нужно и мне и тебе, а потом я смогу спокойно наблюдать действительно весьма занимательный, — в этом ты прав, — результат. Кровь Финвэ и Феанора, как я догадываюсь, — это действительно нечто особенное, Финдекано.
— Не получится, любезный Гортаур, — ответил с неожиданной для себя лёгкостью Фингон. — Ты знаешь, как хрупки наши души, как легко им расстаться с телом. Если ты действительно попытаешься совершить это надо мной там, то страх и боль не дадут мне выносить дитя — я просто умру и все твои усилия в очередной раз закончатся ничем.
Гортаур снова сел на стул и положил ноги на камин.
— Вот и все бы вы, эльфы, так — просто сразу умирали бы, и всё, наконец, закончилось бы ничем, — фыркнул он.
Саурон, плотно сжав и без того тонкие губы, пристально смотрел в огонь; внутренне дрожа, Фингон осознал, что его слова подействовали, во что он и сам не верил. Через несколько мгновений уголки рта изогнулись в лукавой улыбке, белое лицо засияло и уже не было таким бледным, глаза вспыхнули рыжим пламенем, и волосы снова заструились, почти вливаясь в пламя в камине.
— Можно попробовать, милый Финдекано, — сказал Гортаур, — кроме того, если я это успешно осуществлю, то у нас с тобой будет маленькая тайна, которую мне всегда приятно будет хранить.
Саурон встал; щелчком пальцев он заставил пламя в камине снова взметнуться высоко вверх; комната стала казаться словно раскалённой, стекло в окне потемнело.