Кирнан по-прежнему хотелось его ударить, а еще больше – заплакать. Потупившись, она покачала головой:
– Нет, я вовсе не хочу этого. – Она снова подняла на Джесса теперь уже полные слез глаза. – Я хочу тебя, Джесс.
Он улыбнулся:
– Но ведь я и так твой, Кирнан, и ты это знаешь.
Они закружились в танце и вскоре очутились на галерее.
Чтобы защитить девушку от холода, Джесс набросил ей на плечи свой элегантный фрак. Из дома, где жили слуги, доносились песни и веселый смех. Вокруг коптильни, пекарни и кухни струился неповторимый аромат Рождества – пахло корицей, гвоздикой, восковницей, остролистом, глинтвейном, ромом и пирогом с фруктами.
Кирнан снова захотелось плакать, но теперь уже от красоты открывшегося перед ней вида. Раскинув руки, она мысленно обнимала все, что видела – зимний сад, лужайку у реки, конюшню и другие службы, фамильное кладбище Камеронов с его многовековой историей…
– Вот что я хочу! – прошептала она.
Джесс улыбнулся. Усевшись на решетчатую балюстраду портика, он привлек девушку к себе.
– Ты имеешь в виду наш дом? Тогда тебе давно следовало бы выйти замуж за Дэниела.
Она покраснела.
– Нет, при чем тут дом? Хотя и он мне нравится. – Посерьезнев, она посмотрела на него в упор. – Я хочу тебя, Джесс. Хочу вести такую же жизнь, как и раньше. Хочу эту реку, эту землю, много-много рождественских праздников вроде сегодняшнего. Хочу красоты и изящества…
– В поместье не так уж много изящества, зато полно работы, – хмыкнул Камерон.
Кирнан и сама это знала. Независимо от того, сколько рабов имел тот или иной хозяин, всем приходилось трудиться от зари до зари. Управлять обширным виргинским поместьем не так-то легко! Хватало и повседневных забот по дому – стирка, уборка, готовка, шитье, покупка продуктов – и работы в поле. А еще приходилось выслушивать многочисленные жалобы слуг, решать постоянно возникающие проблемы, чтобы назавтра столкнуться с массой новых. Но Кирнан не страшилась никакой работы. Оставшись без матери, она с малых лет привыкла быть хозяйкой в доме отца и ловко справлялась со своими многочисленными обязанностями.
Впрочем, весь этот труд имел смысл только ради таких дней, как сегодняшний, когда можно отрешиться от всего и просто смотреть на реку.
– Всего этого я и хочу, – тихо проговорила она. – И чтобы мы с тобой были вместе… Хочу каждый год в Рождество принимать гостей и сидеть на крыльце. Хочу смотреть, как резвятся на лужайке мои внуки. И еще хочу, чтобы меня похоронили на этом прелестном маленьком кладбище, а на могилу положили камень с именем «Камерон»…
– Тогда выходи за меня, – нетерпеливо прервал Джесс и шутливо добавил: – Что-что, а место на нашем кладбище я тебе гарантирую!
Кирнан отстранилась и с упреком посмотрела на него:
– Ну вот, ты опять надо мной смеешься!
– Нет, – возразил он мягко, – и не думаю.
Глаза Джесса, синие, как кобальт, смотрели непривычно серьезно, тем не менее излучая теплоту и нежность. И по его взгляду стало ясно, что он разделяет ее чувства… Любит ее…
Повинуясь внезапному порыву, Кирнан прижалась к Джессу, а он, наклонившись, коснулся ее губ. Поцелуй был легким, нежным и таким сладостным…
Завороженные минутным счастьем, они ждали еще какого-то волшебства, не в силах отвести взгляд.
И в этот момент рядом раздался чей-то кашель. Джесс поднял голову, а Кирнан в испуге обернулась.
Отец! Краска смущения залила щеки Кирнан. Интересно, что он увидел?
Очевидно, достаточно, потому что, строго глядя на Камерона, проговорил:
– Ступай в дом, Кирнан!
– Но, папа… – начала было она.
– Кирнан, делай, как велит отец, – решительно произнес Джесс, не сводя глаз с Джона Маккея.
Кирнан никогда не боялась отца. Она любила его, любила всем сердцем. Джон всегда был добрым, снисходительным и мудрым родителем. В конце концов, каждый из них олицетворял для другого семью, пусть и малочисленную. Но сейчас глаза Джона, обычно мягкие и спокойные, смотрели на нее сердито. Девушка взглянула на отца, потом на Джесса и поняла, что им не до нее.
– Папа, я… – снова попыталась возразить она.
Мужчины разом повернулись к ней и в один голос проговорили:
– Ступай в дом, Кирнан.
Трепеща и негодуя одновременно, девушка, закусив губу и вздернув подбородок, нехотя повиновалась, проклиная себя за то, что принадлежит к слабому полу, которым мужчины всегда командуют.
Однако, шагнув за порог, она остановилась, пытаясь подслушать их разговор. Сердце в груди так и билось от волнения.
Вначале до нее донеслись слова Джесса. Тот пытался уверить Джона, что руководствовался лишь честными намерениями. Собственно говоря, он уже просил Кирнан стать его женой, но поскольку девушка еще не дала своего согласия, Джесс счел преждевременным обращаться с формальным предложением к ее отцу.
Джон Маккей упорно хранил молчание.
– Уверяю вас, мистер Маккей, – снова начал Джесс, – я…
– Я знаю, мальчик, знаю. Ты вырос честным и благородным джентльменом, и еще пять лет назад я бы с радостью принял тебя в качестве сына. Мне не нравится, как моя дочь обращается с молодым Миллером. Впрочем, я ее не виню – ведь формально она отказалась от помолвки. Но должен сказать тебе со всей откровенностью, Джесс, что если бы ты пришел ко мне сейчас, я не дал бы тебе своего благословения.
Кирнан не видела лица любимого, но догадывалась, что он изо всех сил пытается держать себя в руках, и только из уважения к ее отцу.
– Ты ведь скоро уедешь, не так ли? – негромко спросил Джон.
– Пока не знаю, мистер Маккей, – так же тихо ответил Камерон.
– Зависит от того, откуда ветер подует?
Ответа не последовало.
– Наверное, тебе стоит пока держаться подальше о Кирнан, – посоветовал Джон.
– Это будет трудно, сэр, – спокойно возразил Джесс.
– Почему?
– Потому что я ее люблю.
– Вот как? – протянул Маккей. – Тогда я вынужден воззвать к вашей чести, сэр. Пусть все идет, как идет. Посмотрим, откуда ветер подует.
– Согласен, мистер Маккей, – проговорил Камерон. – Посмотрим, откуда.
Кирнан все еще стояла в дверях, когда отец двинулся прочь. При виде дочери его кустистые брови изумленно взлетели вверх.
– Ты?! – воскликнул он. – Впрочем, я мог бы догадаться!
Кирнан бросила встревоженный взгляд на крыльцо, но отец схватил ее за руку и увлек за собой в холл, где они смешались с толпой танцующих.
– Мне следовало бы оставить тебя в Европе еще на год, а, дочка? Я слышал, что красивая женщина – это головная боль для мужчины, а теперь и сам убедился.
– Папа! – с упреком воскликнула Кирнан.
Он подмигнул ей, улыбкой смягчая резкость своих слов, но когда музыка смолкла, Кирнан вдруг услышала:
– Попрощайся с Кристой и братьями. И будь особенно приветлива с Энтони. Не забывай, что его отец – мой деловой партнер. Мы уезжаем.
– Но еще рано!
– По-моему, уже слишком поздно, – многозначительно проговорил Джон Маккей и вздохнул. – На сей раз тебе придется уступить, дочка. Я не шучу.
Судя по тону отца, она поняла, что придется подчиниться. Они действительно уедут, хотя вечер только-только разгорался.
Сердечно обняв и расцеловав Дэниела, величаво кивнув Джессу и поблагодарив его за прекрасный вечер, Кирнан повернулась к Энтони. Повинуясь воле отца, она очень нежно распрощалась со своим воздыхателем. Впрочем, Кирнан не слишком грустила, зная, что скоро все они увидятся снова – в канун Крещения обед для всей округи обычно давал ее отец.
И вдруг ей стало страшно. Одно дело – удерживать Джесса на расстоянии по собственной воле, и совсем другое, когда в дело вмешался отец…
Кирнан были известны взгляды Джесса по поводу возможного развития политических событий. Не мудрено, что на это обратил внимание ее отец.
Она любит Джесса. Но выдержит ли эта любовь те испытания, которые ей уготованы? Неужели они с Джессом станут противниками?
Да, сама себе ответила Кирнан, и от того, что они любят друг друга, им будет еще тяжелее.