Что ж, она позаботится о том, чтобы Монтемарт перешел к Джейкобу в целости и сохранности.
И Патрисия, сестренка Джейкоба, тоже потребует внимания. Девочка в таком возрасте, что ей нужна опека, а поскольку матери у нее давно нет, а теперь нет и отца, и старшего брата, все ляжет на плечи Кирнан. А завод? Знаменитые оружейные заводы Миллера? Придется еще и в бизнес вникать…
Кирнан вдруг почувствовала смертельную усталость. Полно, а по силам ли ноша? Сможет ли она управляться с таким несметным количеством дел?
И тут же мысленно себя одернула: «Не просто смогу, а обязана! Обязана хотя бы в память о прекрасном человеке, за которого вышла замуж без любви!»
– Кирнан, дорогая! – раздался ласковый голос хозяйки – Как ты себя чувствуешь? О Господи, о чем я? Я все время забываю, что бедняжка Энтони еще не предан земле…
– Не тревожьтесь, Лейси. Со мной все хорошо, – как Можно спокойнее произнесла Кирнан и улыбнулась.
Все трое уселись за стол. Кирнан изо всех сил нахваливала блюда, поскольку понимала, какие усилия затратила Лейси, чтобы приготовить ужин, и все же почти ни к чему не притронулась.
«Как разительно изменился Харперс-Ферри с тех пор, как я была здесь в последний раз», – подумала Кирнан. Когда сюда вторгся Джон Браун, в нем насчитывалось несколько тысяч жителей. Город процветал! А сейчас?
Тишина вокруг была просто гнетущей. Даже сумерки казались какими-то зловещими. Дома стояли мрачные и темные – нигде не светилось ни одного окна. Уличные фонари тоже не горели.
Должно быть, Томас Донахью догадался, о чем она думает, потому что тут же пояснил:
– Свет зажигать нельзя – янки могут начать стрельбу. Вот и сидим в темноте.
– Понятно, – с грустью пробормотала Кирнан.
Хозяин наклонился к гостье:
– Тебе придется быть очень осторожной, Кирнан.
– А в чем дело? – удивленно спросила она.
– Видишь ли, заводы Миллера продолжают снабжать южан оружием. Эндрю удалось вывести основное производство из города в долину. И хотя сейчас ни Эндрю, ни Энтони нет в живых, их завод по-прежнему производит оружие для конфедератов. Вполне возможно, что янки об этом знают и в любую минуту могут появиться…
Томас сделал паузу, и Кирнан закончила:
– …в Монтемарте, да?
– Вот именно, – печально подтвердил он.
– Но ведь это называется посягательством на чужую собственность! – с негодованием воскликнула девушка.
Донахью с горечью улыбнулся:
– Не забывай, дорогая, что кругом война. На собственность посягают сплошь и рядом. Я не говорю, что с Монтемартом и с тобой непременно случится что-нибудь ужасное, я только прошу тебя соблюдать осторожность и быть готовой ко всему.
Сердце Кирнан оборвалось.
Она не хочет жить здесь, в этом почти вымершем городе! Она хочет вернуться домой, к отцу, и переждать войну в родной прибрежной Виргинии. Узнать, что случилось с Дэниелом…
И еще. Ей ужасно не хотелось себе признаваться, но она была не прочь получить хоть какие-то вести от Джесса.
И все же она вышла замуж за Энтони, и теперь ее место здесь.
– Я справлюсь, – гордо выпрямившись, произнесла Кирнан.
Томас многозначительно взглянул на девушку, и она поняла, что он догадывается о ее чувствах.
Отодвинув стул, хозяин встал.
– Пожалуй, нам пора ехать в Монтемарт.
Поцеловав Лейси, Кирнан заверила подругу, что скоро они снова увидятся, и направилась к карете.
До Монтемарта было недалеко, всего минут двадцать езды. Но в тот вечер дорога показалась Кирнан уж слишком короткой. В окнах горел свет – снайперы, засевшие на Мэрилендских высотах, сюда бы не добрались.
Взяв Кирнан за руку, Томас повел ее к дому. «Интересно, – подумала девушка, – как отнесутся дети к моему приезду?» На мгновение у нее тревожно сжалось сердце, в горле застрял какой-то комок. В их глазах она – вдова их старшего брата. Если бы они знали! Незачем было выходить за него замуж. Вот и сейчас они посмотрят ей в глаза и обо всем догадаются, начнут презирать за этот обман.
Она невольно замедлила шаг, не сводя глаз с величественно фасада.
– В чем дело, Кирнан? – забеспокоился провожатый.
Пришлось идти вперед, несмотря на дрожь в коленях. Господи, пронеси! Сейчас она встретится с детьми. А ведь дети так проницательны! Они могут догадаться даже о том, что она любит янки – человека, которого их брат вызвал на дуэль, человека, который ранил их дорогого Энтони. А может быть, они поймут, что и сама дуэль состоялась из-за нее.
«Ну, как можно быть такой трусихой?» – мысленно упрекнула себя Кирнан и ускорила шаг.
Неожиданно дверь распахнулась, и кто-то стремительная бросился в ее объятия.
Патрисия Миллер, худенькая двенадцатилетняя сестренка Энтони ткнулась ей в живот. Кирнан обняла ее за плечи, пытаясь успокоить девочку.
– Ты приехала! Какая радость! Джейкоб говорил, что ты не захочешь жить с нами, потому что недолго была женой Энтони… А я все равно тебя ждала!
Патрисия, наконец, оторвалась от девушки и подняла на не полные слез глаза.
– Знала, что ты приедешь… Энтони тебя очень люби И я тоже тебя люблю! Ты ведь останешься здесь? Ты нас не бросишь?
Кирнан смотрела в глаза Патрисии и чувствовала, как все тревоги отступили.
Ребенок, давно лишившийся матери, в один день потерявший отца и старшего брата, совсем еще несмышленыш, в одну секунду вернул Кирнан то, что, как ей казалось, она навсегда утратила. Еще минуту назад девушка чувствовала себя одинокой и потерянной, а теперь стало ясно, что она кому-то нужна! Чувство одиночества и боли отступило.
– Ну конечно, останусь!
– Ты ведь теперь моя сестра, да? – не унималась Патрисия.
– Да, теперь я твоя сестра. И мы будем жить все вместе – ты, Джейкоб и я.
А вот и он. Джейкоб не желал так открыто выражать свои чувства, и Кирнан решила его не торопить.
– Привет, Джейкоб, – бросила она, глядя в его карие глаза, полные печали.
– Привет, Кирнан, – сдержанно ответил мальчик.
Его сдержанное приветствие с лихвой окупилось радостным порывом Джейни, тоже вышедшей на крыльцо.
– О миз Кирнан! Рада видеть вас дома! – И негритянка судорожно обняла новую хозяйку.
Дома…
Но ведь это не ее дом!
Нет, теперь ее.
И она здесь останется.
Наутро Кирнан сидела в церкви между Джейкобом и Патрисией и слушала молитву священника по усопшим Эндрю и Энтони Миллерам.
Он упомянул о безутешной вдове, и она вдруг поняла, что хотя и не любила Энтони так, как он того заслуживал, смерть отняла у нее старого доброго друга. Она больше никогда не услышит его смех, не заглянет в его честные карие глаза. При этой мысли ее собственные глаза увлажнились, а сердце пронизало чувство невосполнимой утраты и боли. Энтони мертв, а мертвые не возвращаются.
Священник продолжал свою речь. Он упомянул о доблести и отваге тех, кто, не задумываясь, отдал свою жизнь за Дело Юга. Миллеров в округе любили, и преподобный отец говорил искренне, от души. Говорил о том, что со смертью оборвалась не только жизнь Энтони, но и его молодость, красота, мечты. Закрыв глаза, Кирнан вспомнила их последнюю встречу. Энтони тогда был взволнован, нежен, лучился счастьем и, как заметил священник, прекрасен своей молодостью, отвагой и доблестью. А теперь все в прошлом. От молодого человека осталось лишь искалеченное тело, которое будет гнить на кладбище.
Неизвестно, что послужило причиной – то ли осознание его смерти, то ли глубинная уверенность в том, что в стране начались страшные, кровавые события, – только Кирнан вдруг почувствовала, как оцепенение, владевшее ею уже несколько дней, вдруг оставило ее, и слезы хлынули рекой.
Тела Миллеров поместили на красивый черный катафалк, и печальный вороной мерин потащил его к могиле. За ним в карете следовали чета Донахью, Кирнан, Джейкоб и Патрисия. Там, на вершине холма, на старом кладбище, где покоились предки Миллеров, Энтони и отцу предстояло обрести покой.