— Ты много себе позволяешь, цветочек, — недовольно проговаривает, расстёгивая пуговицы рубашки. — Я сделаю это из уважения к тебе, а не из-за шантажа. И всего лишь один раз уступлю. Больше это не повторится.
Ну да, ну да, так я и поверила!
Парень, ты мне власть в руки дал ещё в детстве. Научил собой манипулировать. И ты думаешь, что я после твоих слов резко разучусь? Мечтать не вредно!
— Так я тебе и поверила, — посылаю ему кривую улыбку, наблюдая за тем, как постепенно оголяется его грудь и живот. А затем и спина, когда он стягивает рубашку со своего тела и поворачивается ею ко мне.
— Я так и знала! — восклицаю, увидев красное огромное пятно с правой стороны рёбер. — Это что?! Тоже девушку защищал?
— Да, — кивает. — Говорю же, подрались мы. Ничего такого. Попало по лицу и ребру. Переломов нет. Меня врач осмотрел.
— Врач? В клубе? — уточняю, не веря его словам. Что-то он воду мутит и меня за дуру держит.
— Мы скорую вызвали.
— У нас теперь рентген в скорой есть? — окончательно убеждаюсь, что он мне лжёт и даже не краснеет. Ну, не считая гематомы на правой стороне рёбер. Но она не краснеет, а темнеет.
— Роза, не придирайся к словам! Врач меня осмотрел и точка! Всё хорошо со мной! — не выдерживает моей опеки и того, что я не такая уж и наивная, какой он решил меня выставить.
— Завтра пойдём к врачу вместе, — ставлю его перед фактом. — Ты пока переодевайся, а я за льдом пойду. Надо приложить его к скуле и твоему ребру. Иначе к утру худо будет, — заявляю со знанием дела.
Я на фигурном катании столько себе синяков набила, что и не счесть. И прекрасно знаю, какие последствия бывают у этих разноцветных, казалось бы, безобидных пятен.
Не дожидаясь его ответа, выхожу из комнаты и спешу на кухню за льдом. Там встречаюсь с папой, который вышел на ночной перекус. Перекидываюсь с ним парочкой слов. Получаю с него обещание купить мне новые наушники за то, что буду молчать о том, что папа все котлеты съел. И довольная возвращаюсь к своему инвалиду, вместе с мешочками со льдом. Папу сей факт не смущает. Я часто за ними за кухню являюсь.
— Ложитесь, пациент! — командую, указывая другу на его собственную кровать. — Будем вам ставить огромный укол! Укол правды и обезболивающее.
— Хорошо, госпожа врач, — отзывается Виктор, подыгрывая мне. Беспрекословно выполняет мой приказ, устроившись посередине кровати. Опускаюсь рядом с ним, поставив миску с мешочками на прикроватную губу.
За то время, что я была на кухне, он успел душ принять, потому что от него мылом пахнет. Да и волосы мокрые. И переоделся в свои шорты для сна.
— Это к скуле, — даю ему один из мешочков со льдом, выбрав тот, что поменьше. — А это к ребру, — к нему лёд прислоняю я. — Ты больше в этот клуб не ходи.
— Буду.
— Молчать! — рыкаю на него, опасно и пугающе сощурившись. — Я сказала — не ходи, значит, не ходи! Я ещё хочу увидеть тебя дедушкой старым. А с такими замашками рыцаря-спасителя, боюсь, что и до тридцати не доживёшь. Кто меня потом будет спасать от всех? А?
— Не утрируй, цветочек, — говорит Виктор, придерживая лёд у своей скулы. — Я должен был это сделать.
— Знаешь, что я поняла? — спрашиваю его, и он мотает головой. — То, что клуб — это зло и мне там не нравится. Я туда больше никогда не пойду! Никогда!
Замечаю, как его губы начинают дрожать, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. И чего он лыбится? Я ему говорю, что клуб зло, а он лыбится. Может, ему и по голове прилетело? По мозгам? И там сотрясение? Поэтому с головой не всё в порядке?
Нам что, завтра весь день в больнице проторчать надо, чтобы осмотреть его? М-да… Никогда не думала, что в восемнадцать стану мамой взрослого парня.
Старость и взросление наступили неожиданно! А я ещё столько всего в этом мире не повидала.
— Так! Время вышло! Иначе переморозим, — заявляю и отбираю у него мешочек. Аккуратно складываю их в миску, в которой их же принесла. — Остался финальный штрих, чтобы не болело, — опускаюсь и быстро целую ему ребро, как это делает мне всегда мама. А я как-никак уже мамочка этого дурака-драчуна-разбойника!
Поцелуй лечит. Проверено с детства!
— Голову подними, — командую и чмокаю его в скулу, после того, как он, странно глядя на меня, делает то, о чём я его прошу. — Вот и всё! — заявляю, хлопнув в ладоши. — Теперь ложись отдыхать! Я утром загляну и ещё мазью намажем.
— У меня ещё здесь ранка, — указывает на бровь, заклеенную пластырем.
Вот же кот хитрющий. Вроде как на вид серьёзный и брутальный парень, а поцелуй в бровку просит, чтобы не болело. И как теперь во всю эту мужественность верить после того, как он перед тобой такой жалостливый и милый?