Наш новый вид не имеет ни шанса, ни права на подобные оценки. Чтобы заявить о себе, он должен заговорить собственным голосом. Тем самым риск для него огромен. Логика зла может тянуться дальше, чем наслаждение, оным, это следствие потребности утверждения своей истины над чисто индивидуальным испытанием. Поэтому антигерой может наконец попасть в удивительное отклонение в виде аскетизма или самоотречения: чтобы доказать общность с отрицательным абсолютом, может предпочитать выделения лакомствам и заниматься распутством с чудовищем, а не с принцессой. Не будет ли это, однако, отвратительно до непредусмотренного комизма? Будет ли герой понят в намерении дойти до такого отвращения, которое в своей крайности переходит в святость? Чем предотвратить ужасный конфуз: если там, где герой провозгласит свое соединение с надиром развращения, вместо смутного ужаса зрителей его ждет гомерический смех их презрения? Толкования «теории зла» не являются характерным противоядием против насмешки. Нет другого противоядия со смеха, обезвреживающего мир, созданный из зла, ибо проклятия удостоверят значение воплощения. Жанр окрепнет, приняв крещение кровью.
Поразительно, что этой нашей — чисто логической — реконструкции жанра, который никогда не возникнет, соответствует творчество маркиза де Сада.
III
Несколько слов объяснения вышесказанному. Мой вывод не имел бы ценности, которую предполагает — указания пустого места в таблице источников фантастики, совпадающее с сочинениями де Сада, — если бы у меня было именно такое намерение. Оно, однако, было другим. Я знаю творчество де Сада, но не думал о нем, принимаясь за парцелляцию элементов фантастики в графах под эгидой теории игр. Это мне не удалось, потому что я предположил дискретность (квантовую разрывность) переходов между отдельными источниками. Предположение это оказалось ошибочным. Свойства же неизвестной в фольклоре антисказки я изучал действительно так, как это представляет текст, и только под самый конец анализа меня поразила аналогия антисказки и сочинений де Сада. Однако я отложил неоконченный текст и только теперь дописал последние две страницы, чтобы его завершить. Разумеется, я не мог уже вернуться к исходному незнанию о вышеупомянутом сходстве. Тем не менее дело, кажется, стоит публикации. Важно, что мои начальные позиции гильотинировали все то, что в творчестве де Сада идет из инстинктивных источников, индивидуализируя его столь конкретно, что характеристика форм его сочинений, тотально игнорирующая вклад, который внесла в его творчество сфера сексуальных отклонений, кажется невозможной. Как видно, это вовсе не обязательно.
Science Fiction: безнадежный случай — с исключениями[67]
Перевод Язневича В.И.
1
Во время чтения книг Дэймона Найта («In Search of Wonder»[68]) и Джеймса Блиша («The Issue at Hand»[69]) у меня в голове возникло несколько вопросов, ответы на которые я нигде не мог найти. К примеру: в среде любителей фантастики слышится, что SF с течением времени становится все лучше. Если это действительно так, почему средний уровень продукции, составляющую львиную долю всех издательских новинок, столь низок? У нас нет недостатка в генологических определениях. Однако напрасно искать объяснения, почему не существует нечто такое, как теоретическая, обобщающая критика жанра, и почему робкие попытки такого рода критики можно найти исключительно в фэнзинах, то есть журналах для любителей с маленьким тиражом и небольшим (или никаким) влиянием на авторов и издательскую политику. И далее: Блиш и Найт единодушно утверждают, что читатели SF не способны отличить стоящий роман от посредственного. Если это мнение верно, то как случилось, что публика подобного типа досталась жанру литературы, который хочет отражать высшие — и еще вдобавок фантастически усиленные — достижения человеческой деятельности? Но самый важный вопрос звучит следующим образом: даже если предположить, что SF действительно родилась на интеллектуальном дне и долгое время питалась китчем, а потому должна быть причислена к pulp[70], почему она не в состоянии эффективно от всего этого оторваться? Настоящее эссе пробует дать ответы на эти вопросы. Таким образом, это «Пролегомены к экологии SF», или «Введение в социокультурно изолированную область творчества», или же нечто вроде «Прикладная прагматика нижнего царства литературы в борьбе за существование». Эти несколько помпезно звучащие ономатологические предложения ниже получат свое развитие и доказательство. И еще одно замечание: во время работы над эссе большую помощь мне оказали книги Блиша и Найта, однако я не трактовал их только и исключительно как собрание рецензий — я считал их скорее, этнологическими отчетами, удостоверяющими несколько исследовательских экспедиций в экзотическую страну SF, то есть сырьем, которое следует только подвергнуть социологически ориентированному анализу. Установленные авторами факты были для меня часто более важны, чем их мнения; это значит, что я упорядочил для себя этот материал не полностью и не вполне согласно с духом первоначальных текстов.
67
Science Fiction: Ein hoffnungsloser Fall — mit Ausnahmen, 1972 (Science Fiction: beznadziejny przypadek — z wyj ątkami, 2003) © Перевод. Язневич В.И., 2007
Данное эссе является переработанной главой («Социология научной фантастики») из моей «Фантастики и футурологии». Первоначальный текст я в нескольких местах обострил полемикой и дополнил обсуждением творчества Дика, которое в книге было представлено в недостаточной степени. Признаю, что я допустил серьезную ошибку, когда писал эту монографию. Поскольку тогда из произведений Дика я знал только его «short stories» (рассказы) и «Мечтают ли андроиды об электрических овцах?», я считал, что могу доверять помещенным в фэнзинах обсуждениям других романов Дика, и в результате принял его за «лучшего Ван Вогта», а это не так. Ошибка, которую я совершил, произошла из-за ситуации, господствующий в критике SF. Каждая пятая или восьмая книга восхваляется как «лучшее сочинение SF в мире», ее создатель же представляется как «величайший автор SF, какой когда-либо существовал», различия между текстами, отличающимися как небо и земля, уменьшаются, просто исчезают, так что в
70
конце концов читатель рецензии готов посчитать «Убик» чем-то чуть лучшим, чем «Мечтают ли андроиды об электрических овцах?». Разумеется, то, что я сказал, не может никоим образом служить оправданием моей ошибки, ибо трактовка критических работ в качестве суррогата чтения соответствующих книг — дело неподобающее. Сказанное, однако же, представляет положение, которое поспособствовало моей ошибке: физически невозможно прочитать все публикации SF, а значит, необходимо сделать какой-то выбор; как видно, в этом выборе нельзя положиться на критику SF. — Примеч. автора.
здесь: массовая культура (англ.).