— Это констатация очевидного, но я насквозь промокла. Не хочу испортить твои полы, — я пытаюсь убрать волосы с лица. — Может, принесешь мне полотенце или что-нибудь еще?
— Эмерсон. Пожалуйста, заходи. Ты здесь умрешь, если не обсохнешь, и мне плевать на полы.
Сдавшись, я захожу, обхватив себя руками. Посмотрев вниз, обнаруживаю лужу у моих ног.
— У меня спустило колесо, и немного дальше по дороге кончился бензин, — я съеживаюсь, как жалко это звучит. — Может, ты отведешь меня к ближайшему…
— Ты не можешь вернуться в город в таком состоянии, а дождь усиливается. Я настаиваю, чтобы ты осталась на ночь, а утром мы разберемся с твоей машиной.
Я тру лицо, расстроенная всей ситуацией и тем фактом, что действительно довольна поворотом событий. Я хочу быть здесь и провести больше времени с Джошем.
— Сюда, — говорит он, идя впереди меня по коридору слева от входа. Дойдя до конца, он открывает дверь и входит. Я следую за ним в роскошную спальню, но Джош исчез за другой дверью, которая, как я предполагаю, ведет в ванную. Иду к нему, чтобы капли не падали на ковер. Он снимает с вешалки пушистые белые полотенца и кладет их на туалетный столик. — Это комната моей мамы, так что можешь воспользоваться кое-какими девчачьими вещами, а я как раз собирался постирать, поэтому оставь мокрую одежду за дверью, — руки покрылись мурашками и я растираю их. — Теплый душ поможет. Я найду сухую одежду, а потом пойдем на кухню. Сделаю горячий шоколад.
— Джош, это так мило с твоей стороны. Прости за неудобства. Не могу поверить, что я не заправила машину, и чувствую себя полной…
Джош прерывает меня, нежно касаясь моих губ кончиками пальцев.
— Эмерсон, перестань. Может, ты помнишь, я надеялся, что ты останешься, поэтому, пожалуйста, не извиняйся за то, что я получил желаемое.
Его взгляд направлен туда, где он касается меня, и я улыбаюсь. Мои глаза следят за ним, и эта связь завораживает.
— Тебе надо согреться, — говорит Джош и делает шаг назад. Это я должна была оттолкнуть его, но слишком наслаждалась его прикосновениями. Это плохо. Очень, очень плохо.
Я киваю и одариваю его легкой улыбкой, которая ускользает, как только Джош поворачивается и исчезает за дверью. Я быстро приободряюсь. Я этого не выбирала, и не хотела, чтобы машина сломалась, чтобы вернуться сюда. Это не моя вина.
Пока вода в душе нагревается, я неловко сбрасываю промокшую футболку, джинсы и нижнее белье. Это такое облегчение – чувствовать, как согревается тело, и я могла бы стоять здесь часами под прекрасной водой этого города. Еще не хочу давать себе слишком много времени, чтобы думать о том, что я одна, за много миль от любого места, с мужчиной, которого считаю невероятно привлекательным как внешне, так и внутри. Когда я вытираюсь насухо, меня поражает мысль, что, возможно, вселенная пытается подтолкнуть меня к Джошу. Но зачем? Если бы дело было только в искусстве, вселенная, конечно, была бы достаточно порядочна, чтобы дать мне наставницу, а не кого-то, к кому меня тянуло физически.
Джош оставил мне одну из своих белых футболок и темно-синие спортивные штаны на завязках. Одевшись, я заворачиваю мокрую одежду в полотенце и иду искать его. В доме легко ориентироваться. Спальни проходят вдоль передней части с видом на подъездную дорожку, в то время как вся задняя часть дома в основном открытой планировки с захватывающим видом на озеро.
— Я все время думал о стекле от пола до потолка, но решил не делать этого по экологическим причинам. Я хотел, чтобы он был как можно более экологически чистым, и было бы слишком дорого нагревать и охлаждать с таким количеством стекла. Такое количество углерода, было бы ужасно.
— Очень ответственно с твоей стороны, — говорю я, забирая у него чашку с горячим шоколадом и иду к большому панорамному окну на кухне. — Все еще невероятно.
— Этот дом был мечтой моего отца, но он никогда не видел, как его строили. Мы приезжали сюда почти каждые выходные и останавливались в лодочном домике, или разбивали лагерь.
— Почему он не построил дом?
Он качает головой, и на лице появляется печаль.
— Мой отец был больше болтуном, чем деятелем. Мы подробно обсуждали каждую деталь дома, и я всегда подталкивал его к тому, чтобы архитектор составил какой-нибудь план. Его реакция всегда была одинаковой, — прежде чем продолжить, он делает глоток из чашки. — Когда-нибудь.
— Он слишком долго откладывал, — шепчу я.
— Да. Надо было надавить сильнее или рассказать маме о его мечте, но я этого не сделал.
— Ты не мог знать, что он умрет, Джош. Ты не можешь нести вину за то, что, по-твоему, должен был сделать, когда был так молод.