– Я не Амина. Меня зовут Оля, – сказала я, чувствуя, что режу по живому. – Ольга меня зовут.
И пусть бы он сказал – «Мне все равно». Пусть он сказал мне – «Такую я люблю тебя даже больше», и стена между нами рухнула бы, но этого не было. Нет, он заплакал. Он закрыл лицо руками.
– Прости.
– Но где Амина? – глухо сказал принц. – Я не смогу жить без нее.
– Прости.
– Ведь это не она. С того самого момента, под деревом, это все не она была, не ее я целовал, и не она согласилась выйти за меня. Я это знал. Я это чувствовал. Это ты прости меня, – сказал Тамино, выдыхая, и выпрямляясь, – я трус. Я виноват.
Он взглянул на меня – и меня вдруг как освободило. Секунду назад мне казалось, что без его любви нет жизни, и вдруг до меня со всей очевидностью дошло, что любили то и не меня. Принц смотрел на меня как на человека, как на друга, может быть, но никакой гипнотической влюбленности в его глазах больше не было – и любовная пелена упала с моих глаз, упала, оставляя после себя горечь. Как жаль. Жаль, что я не настоящая Амина, жаль, что все так случилось, жаль, что я не призналась сразу, жаль Славика, который все это терпел, и смертельно жаль, что я никогда – дура я, невероятная, – жаль, что никогда я уже Славика не увижу. Я даже не попрощалась с ним толком, изображая Амину, которой я никогда не была, для принца, которого никогда по-настоящему не любила.
– Не плачь, – сказал принц, сжимая мою руку. – Если для тебя так важен этот брак, я готов жениться на тебе, – и голос его был полон мрачной решимости.
– Я не из-за тебя плачу, – сказала я, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. – Ты красивый, очень, но…
Я еще раз взглянула на его совершенное лицо – но пустота его глаз перевешивала, и я не почувствовала ничего.
– Я не хочу за тебя замуж. Это ужасно, там гости, и…
– С гостями я разберусь. Гостям я сам все скажу.
– А Славик сегодня уплывает! – и меня словно прорвало, слезы покатились градом, нос потек, рыдания мешали мне говорить.
– Послушай… – Тамино взял меня за руку.
– Он ведь не такой как вы, вдруг буря, или цинга или еще чего…
– Он может еще не успел уплыть, – сказал принц громче. – Оля, порт тут рядом, ты еще можешь успеть.
И его слова вдруг дошли до меня. Я перестала плакать, я встала, утирая широким рукавом раскисшее лицо.
– Где порт? Куда идти?
– Я отвезу тебя, – сказал принц, возвращая меня к жизни. – Идем.
Он быстрым шагом пошел к воротам церкви, под изумленными взглядами слуг, он взял поводья своего коня, вскочил в седло сам, и помог сесть мне.
– Держись, мы поскачем быстро.
Не достаточно быстро – казалось мне. Я не сторонник мучений животных, но мне как никогда хотелось использовать хлыст и шпоры, порт рядом – сказал Тамино, – но это рядом все никак не наступало. Солнце поднималось все выше и выше, я переходила от радужных надежд к самому черному отчаянию и обратно – но мы просто ехали и ехали.
В общем, не буду долго расписывать. Порт был пуст. Там вообще не было ни одного корабля, только пара рыбацких лодок и все. Это стало понятно еще до того, как мы ступили на деревянный настил пристани. Кораблей не было. Тамино еще пришпоривал коня, он еще торопился – но скорее по инерции, а когда мы подъехали, он даже не стал слезать с коня. Он молча спустил меня и отвернулся. А я пошла меж бочек, меж пропавших рыбой сетей, пошла к самому краю выдававшегося далеко в море пирса. Я стояла и смотрела – дул ветер, было холодно, на горизонте было несколько точек, и я не знала которая из них тот корабль, который увез Славика.
– Оля, надо возвращаться, – сказал Тамино, подходя ко мне. – Идем. Марта позаботиться о тебе. Идем, ты замерзла.
Я действительно замерзла, но мне было все равно.
Но не топиться же мне. И я пошла за Тамино, обратный путь показался мне еще более долгим. Был вечер, я снова была перед церковью, слуги все еще были перед воротами, гости так и не разошлись.
– Я отведу тебя к Марте, а потом вернусь сюда, – сказал Тамино, и в голосе его была безнадежность, – я все им скажу.
– Давай, – сказала я, – я сама все скажу. От меня они что угодно примут.
– Да, – произнес Тамино усмехаясь. – Это так.
И тут же лицо его скривилось, как будто он снова пытался сдержать подступившие слезы – настоящая Амина, наверное, была совсем другой и шокирующим поведением не отличалась.
– Берегись! – раздался крик сверху.
Я резко глянула вверх, и успела увидеть летящий на меня с колокольни кирпич.
Глава 32.
Больничные стены зеленые внизу, а сверху белые. Неповторимый советский стиль, уже лет двадцать как исчезнувший отовсюду, ну, или почти отовсюду. В наших пенатах он еще держался.