– Да какая там тайна... – досадливо буркнул Конрад, укрыв лицо в ее волосах. – Все очень просто. Ему внушили, что жена Виктора Ардена изменила мужу. Что Роланд – не сын своего отца. И он до сих пор в это верит.
– О господи! Если он до сих пор... Значит, и сам лорд в это верил!
Только так можно объяснить... Ты думаешь, и это дело рук Саймнела?
– Все указывает на это.
– Тогда он безумен.
– Одержим, милая. Одержим желанием заполучить именно Арден.
– Так ведь он же не успокоится!
– Ничего. Мы будем настороже. И одолеем его, когда придет срок.
– Но почему?!. Разлюбить сына, забыть о нем, не учить, не дать воспитателя. Он же не какой-нибудь мужлан, он был благородный человек, ученый! – возмущение графини было почти забавно. Почти.
– Любовь моя... Разве ты еще не привыкла, что даже короли и князья церкви превращаются в неотесаных глупцов и действуют, как зверье в пору гона, когда дело касается их инстинктов? Он поверил, ибо считал это в порядке вещей... Если религия учит, что женщина – сосуд греха, то верить в женскую любовь так же немыслимо, как отрицать Христа.
– И это всегда так будет?
– У нас с тобой это уже не так. У наших детей тоже... Я надеюсь. А остальным мы можем только показать пример...
Конец второй части
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава XIV
– Не верю я, что это весна! – леди Хайд упрямо топнула бы ножкой, если бы было обо что было топнуть. Стой она на земле, стукнула бы о землю, но увы, трудно даже сказать, на чем она стояла. Под ногами расплывалось неприглядное болото серой грязи, в котором при желании можно было распознать бывший подъездной тракт. Март в Англии – весенний месяц. Но это по календарю... А дочь графа Ардена такого времени года вообще никогда не видела. Снежная зима была непонятным чудом, но то, что местные жители именовали «распутица», походило более всего на конец света, когда земля и серое небо, вода и грязь совершенно неотличимы одно от другого.
Деревья выглядели как огромные жесткие метлы. Уверения, что через две недели они покроются нежной листвой, невозможно было принять за чистую монету. Хайди казалось, что все вокруг дружно ее разыгрывают.
– Как это можно пахать? – обвиняюще вытянула она пальчик вниз.
– Мне говорили, что в стране Китай поля всегда залиты водой. Но тут же не Китай!
Стоявший рядом Роланд только усмехнулся. У него-то не было ни малейшего сомнения, что пресловутый Длинный Пояс, на котором они с леди Хайд сейчас находились, не далее как через неделю просохнет и станет самым настоящим полем. Его распашут, засеют отборным зерном, а еще через месяц дружные всходы окрасят всю долину в яркий зеленый цвет. И молоденькая графиня будет гулять по этому полю, выискивая первые одуванчики... И, может быть, он тоже выйдет гулять с нею. Как сегодня.
– Это весна, миледи. Конечно, весна! Снег уже весь растаял, ветры теплые, они быстро высушат землю...
– Теплые?! – возмутилась Хайди, запахивая пушистый шарф, именно в эту минуту выпорхнувший от резкого порыва. – Если эти ветры у вас теплые, то какие же считаются холодными?
– Холодные ветры были две недели назад. Помните?
Как она могла помнить, если даже не видела? Когда последняя пурга выла от бессилия за высокими стенами крепости, леди Хайд и кончика своего очаровательного носа не высунула наружу. В уютной спальне, нешироких коридорах и на излюбленной галерее, куда поднимался подогретый каминами воздух, для нее вообще не существовало холода.
Сегодня впервые она решилась выйти на прогулку. Укутанная в мех, завернутая в сукно и обутая в новенькие сапожки. Необходимость этих сапожек Хайди только сейчас и ощутила. Роланду пришлось довольно долго убеждать упрямую девушку, что мягкие меховые туфли, ставшие привычными за зиму, годятся только для дома и коротких пробежек по аккуратно выметенному двору.
Ходить в сапогах она, разумеется, не умела. Роланду пришлось брать ее крепко под локоток всякий раз, когда на дорожке появлялась лужа или другое подозрительное местечко. А уж теперь, когда леди Хайд оказалась чуть ли не по щиколотку в размокшей земле, вытаскивать ее пришлось вовсе за талию, причем в панике она обхватила его шею обеими руками и не спешила отпустить. Эти невольные объятия его смутили.
– Нас увидят, – опасливо оглянулся он на дозорные башни.
– Ну, и что? – возразила Хайди.
Они стояли на той стороне глубокого оврага, которую в течение нескольких месяцев она рассматривала в окно. Отсюда до ее комнаты по прямой было около четверти мили. Добираться сюда пришлось верхом. Колос и ее пони Банни – Заюшка – остались в десяти шагах позади, где грунт был все-таки потверже.
Посреди огромного мокрого поля они были совершенно одни.
– Ваши родители будут недовольны...
– Чем? – пожала плечиками графская дочь. – Мать часто говорила, что я должна ходить на прогулки и привыкать к английскому климату.
– А она позволила бы вам гулять со мной?
– Почему же нет... А это правда, что вы специально просили у отца разрешения со мной разговаривать? – весело сощурила она глазки. – И еще выставили это условием вашей присяги?
– Откуда вы знаете?
– Торин мне рассказал.
Роланд почувствовал досаду на болтливого рыцаря. Мак-Аллистер – достойный и благородный человек, но зачем выдавать такие тайны.
Сам-то он откуда узнал? Неужели лорд Конрад пересказал ему беседу об их воображаемой схватке и ее результатах...
– Сэр Торин знает слишком много, – недовольно пробормотал он.
– Он знает все, – вздохнула девушка, – ему по должности положено. Все, что происходит в замке Арден, докладывают ему. Кто куда вышел, кто с кем встретился. Дозорные видят сверху и все замечают. А в доме тоже следят.
– Но зачем?
– Отец говорит, что невозможно руководить, если не знаешь точно, что и как делают люди. Поэтому он специально учил всех, как следить. Вот кажется, что стражники на вышках или у ворот ничего не делают, но на самом деле это не так. Они все время смотрят, ни не миг не отвлекаются. Все о всех знают. А Торин потом решает, что доложить отцу, а что для него не важно.
– А! – теперь стало понятным кажущееся равнодушие графа к делам подчиненных Роланду невольников. Зачем специально расспрашивать, если дозорные всегда точно знают, где каждый человек находится и что делает. Но как же тогда сумели уйти те шестеро, что не пожелали жить в Арден-холле? Или в тот день часовые оплошали?
– Они все видят, все знают, но никому не мешают, – процитировала барышня явно с чужих слов, – только в случае опасности поднимают тревогу. Или сами ловят злоумышленника, а потом сообщают об этом.
Отец не любит, когда шумят или скандалят. Он говорит, что в хорошем доме всегда тихо. Поэтому наши стражники никогда не торчат на виду.
Это он уже знал. В число уроков, даваемых ему мэтром Робером, был и «урок внимания»: простоять в определенном месте определенное время неслышно и неподвижно, а потом пересказать все, что сумел увидеть: кто появлялся, куда шел, что нес, сколько времени пробыл в одном месте, сколько в другом... Первым результатом таких уроков, конечно, стало знание в лицо всех обитателей Арден-холла. До сих пор для него, по правде сказать, все помощники повара и младшие конюхи, не говоря уже о дворниках и водоносах, были на одно лицо. Женскую прислугу он тоже почти не различал и пропускал мимо ушей болтовню барышни об Олуэн-наперснице и Тэсс-хохотушке. А уж тех, что были всю зиму заперты в западной башне, а с приходом солнечных дней начали ненадолго появляться во дворе, вообще не замечал.
Роланд помнил полдюжины оборванок, жалких и отвратительных одновременно, которых из милости привезла в замок леди Леонсия, но считал ниже своего достоинства обращать на них внимание. Тем более, что у него и других дел хватало. Собственные переживания, затем семь выпущенных из горы рабов, а еще граф, спасибо ему, подкинул заботы о голодных крестьянских семьях...
Но, простояв полных два часа в укромном уголке на верхнем пятачке узкой лестницы, ведущей на галерею, и добросовестно отмечая каждое передвижение по двору, он слышал через запертую дверь голоса узниц.