Рыцарь Мак-Аллистер предполагал, что возвращение в Арден-холл с беглецами и чужаками вызовет некоторый ажиотаж. Леди Леонсия, да и сам лорд, верно, все-таки беспокоились о дочке, как бы ни доверяли они своей гвардии. Он ожидал увидеть их во дворе сразу при въезде.
Но того, что произошло, он не ожидал.
Не успели они еще добраться до замкового рва, как с высокой башни донесся пронзительный женский крик. Это не был голос графини.
–... а-а-и-и-и!!! – звенело в воздухе непонятное слово. Один из пяти пленников внезапно замер и споткнулся на ровном месте. Процессия остановилась.
...А через минуту из крепостных ворот вылетела фигура в синем. Из всех людей на земле, эту женщину Торин никак на ожидал встретить первой. Дочь могущественного вождя пустыни, мусульманка, гордая принцесса и мать четырнадцатилетнего сына, затворница, за полгода ни разу не сошедшая с крыльца, мчалась через подъемный мост, точно босая девчонка. Ее покрывала срывались и падали на землю, женщине было все равно. Ее длинные косы плясали за спиной, а она продолжала выкрикивать то самое слово:
– Нади-и-ир!!!
Она бы разметала конвой, как соломинки, если бы ей не уступили дорогу. Она влетела между пленниками и бросилась на грудь тому, у кого были два меча:
– Надир!..
Если бы все присутствующие не были так ошеломлены, то поняли бы, что сам незнакомец поражен больше всех. Он стоял столбом, несмотря на объятия и слезы, что ручьем текли по темному лицу леди Темелин. Потом у мастера меча задрожали руки.
Он медленно, страшно медленно приподнял одну ладонь и коснулся спины целовавшей его женщины. Как будто боялся, что пальцы его пронзят призрак...
– Надир... – шептала Темелин уже без голоса. Она оторвалась от его груди, невидящими глазами обвела изумленных свидетелей, а потом крепко ухватила за руку своего друга и потянула за собой. Ни один из конвоиров не посмел возражать, а сам пленник, имя которого все только что узнали, покорно шагнул вслед за ней, пересек замковый двор и скрылся в доме.
Только теперь Торин заметил лорда и леди. Они стояли рядом в воротах и все видели. Но граф не пожелал комментировать странное происшествие, а обратился прямо к раненому и смущенному Роланду:
– Досталось тебе, я вижу. Ступай прямо к себе, там Маркус уже ждет, у него в этом деле большой опыт. А потом подожди, я зайду, есть о чем побеседовать!
Юноша без слова повиновался.
Леонсия тем временем приняла на руки заплаканную дочку.
С помощью Годвина и подоспевшей Олуэн ее то ли увели, то ли унесли в женские покои.
Как всегда, отчитываться пришлось Мак-Аллистеру.
– На них напали, – без предисловий ответил он на вопросительный взгляд своего лорда. – Я этих людей знаю, за исключением... – он качнул головой в сторону двери.
– Вот как, – невозмутимо отозвался граф, оглядывая гостей одного за другим, – отчего же твои знакомые так дурно обошлись с моей дочерью?
Никто ему не ответил.
– Ну, что ж, сынок, в таком случае прими достойно твоих знакомых.
Пусть отдохнут пока, а после обеда мы с ними поговорим...
Он повернулся и направился к дому, не интересуясь более пленными.
Торин, однако, взял на себя инициативу и повел их в свою казарму. Там, в нижней караулке, хватало лавок для отдыха, пива для угощения и внимательных глаз для охраны. Сам он предпочел прежде всего осмотреть захваченное оружие.
У великана Джона не было ничего, кроме длинной и толстой палки, которая, впрочем, в хороших руках стоила меча. Она так и осталась в лесу. У латника, которого, как он вспоминал, звали Вилл или Вильям, был короткий меч, обычно выдаваемый простым солдатам. Два клинка мастера Надира, которого увела леди, оказались дорогими восточными саблями, каких Торин давно уже не встречал.
Но четвертый меч, выбитый Ламбертом из рук молодого Фиц-Керна, был совершенно необычен. Сталь этого клинка явно не происходила с Востока, однако выглядела и очень старой, и очень, очень хорошей. Узор на стали был ему не знаком, но выдавал умелую многослойную ковку. Меч был длинный, узкий и необыкновенно упругий. На простой рукоятке выгравировано лишь одно маленькое украшение – кружок с рельефом внутри. Рельеф, как рассмотрел Торин, изображал дерево.
И больше ничего. Зато он заметил, как хозяин меча ревниво следит за его действиями. Наверняка это оружие очень дорого молодому Фиц-Керну, вряд ли он смирится с его потерей. Но это уже лорду решать...
Пока что все трое мужчин и дама сидели за столом в окружении графских стражников, и никто им не докучал. Разве что посматривали с любопытством.
– Это... неправильно, – услышала Леонсия едва слышный шепот своей дочери. Ее почти не было видно из-за спин Олуэн и Лалли, поспешно снимавших с барышни верхнюю одежду.
– Неправильно! – повторяла она тихонько, пока нежные пальцы умелой массажистки смывали слезы с обычно столь ясного личика и обтирали все ее тело душистым бальзамом с запахом лаванды.
– Это не должно было быть так... – в отчаянии шептала Хайди, уже лежа в чистой постели, склоненному над ней материнскому лицу.
– Что не так, доченька? – вздохнула Леонсия. Вопрос, впрочем, был совершенно лишний. Она все понимала, но что тут можно было сделать?
– Солнышко, а что, собственно, произошло? – полюбопытствовала осторожно она, заметив как раз вошедшего в двери мужа. Служанки быстро покинули покой.
– Произошло... – Хайди не секунду прикрыла глаза, а затем храбро взглянула на родителей.
– Вы только не думайте плохого!
– Ну, доченька, кем бы были твои отец и мать, если бы подумали плохо о своей дочери! – скорчил граф Конрад насмешливую улыбку, чтобы подбодрить ее, – да и с чего бы?
– У тебя болит где-нибудь? – перебила мать.
– Да нет, ничего у меня не болит... Но он! Он же ранен!!! – дернулась Хайди внезапно.
– С ним Маркус, доченька. Он все сделает, как надо. В этой стране не найти никого опытнее его насчет ран... И его только слегка зацепило, я видел. Не беспокойся, в восемнадцать лет это не страшно. А может, ты все-таки нам расскажешь, что случилось?
– Мы с Роландом ехали в Аббатство, – призналась девушка, довольно-таки смущенно.
– Вот как, – подмигнула дочке Леонсия, – отчего же было не взять охрану с собой? Зачем только вдвоем?
– Мы ... хотели сохранить это в тайне, – от смущения Хайди даже отвела глаза.
– Но, дочка! Ты же отлично знаешь, что в нашей семье тайны не приняты. Такая вещь, как верховая прогулка, всегда замечается охраной. Особенно если катается дочь хозяина дома!
– Да, но Роланд... Он думал, что это удастся.
– А ты не пыталась его разубедить?
– Зачем?..
– Вот именно! – открыто засмеялся отец.
– А все же, зачем вам в Аббатство? – как бы небрежно выспрашивала Леонсия.
– Венчаться, – очень просто ответила леди Хайд.
– Стало быть, доченька, ты пожелала выйти замуж? – как можно мягче уточнила мать.
– Замуж?!. – растерялась Хайди.
– Вот именно! Замуж за Роланда Ардена, восемнадцати лет от роду, сына покойного – казненного – графа Виктора Ардена, в настоящее время лишенного наследства, родового имени и свободы, – самым серьезным тоном выговорил отец.
– Ты непременно хочешь за него выйти? Причем тут же, немедленно, даже не спросив мнения родителей?
Леди Хайд помолчала, как следует осознавая заданный ей вопрос, и, наконец, принуждена была что-то ответить:
– Ну... получается, что так...
– Почему?
– Потому что... венчаться – это значит, выходить замуж. У христиан это всегда так! – ей и вправду казалось, что она что-то объяснила. И потому Хайди с удивлением проследила, как отец с матерью переглянулись с выражением, которое бы скорее всего следовало назвать... насмешливым.
– Если я правильно понял, дочь, ты решилась на замужество, потому что... потому что пожелала венчаться? – уточнил лорд Арден.
– Да, – неуверенно согласилась девушка, смутно соображая, что где-то здесь кроется странная ошибка.