— Готовность номер один! Минута до точки выгрузки! — оживает рация, и все собираются в напряжении. Шутки закончились, все, кто спал, проснулся. Сейчас начнется работа.
Все. Доехали. Машина останавливается, двери раскрываются, и мы по очереди выпрыгиваем из нее. Разделяемся по звеньям на тройки, и каждая бежит на свои места, которые мы распределили еще на базе. Этот район мы знаем наизусть, хоть и первый раз тут. Оправдывают себя три часа сидения за картой.
Мы «закрываем» дом с четырех сторон. В того, кто попытается бежать — огонь на поражение. Ночь. Темнота и тишина. Молча вглядываемся в сторону дома, пытаясь что-то увидеть.
Оживает рация в наушнике:
— Первое звено готово!
— Второе готово!
— Третье готово!
Четвертое звено — это наш командир. Он и принимает сообщения.
— Начинаем!
В дом летят шоковые гранаты (взрываются не осколками, а только оглушая человека), и наше «рабочее» звено забегает внутрь, выбивая дверь. Это самый ответственный момент: если наш «клиент» решит отстреливаться, то почти стопроцентно сейчас. А наши звенья почти беззащитны — два человека целятся в сторону дома, один прикрывает тыл, укрытий нет, считай, открыты со всех сторон.
Рабочее звено, прикрывая друг друга, продвигается в доме, проходя одну комнату за другой, ищет террориста, которого мы должны сегодня взять.
— Ребята, район начинает нагреваться! — врывается в эфир голос полковника из командной машины. Командная машина обычно находится в километре-двух от точки работы, и из нее офицеры высшего звена следят за событиями со стороны, обеспечивая связь со штабом, готовые вызывать прикрытие, огневую поддержку или медиков, если понадобится.
Наши уже довольно долго внутри. Ждем, затаив дыхание, секунды тянутся бесконечно долго. Я просматриваю свой сектор обстрела через прицел ночного виденья, не отрывая глаз и готовый стрелять при малейшем движении.
— Есть! Нашли! В кухне под плитой был выкопан схорон, там и пряталось «наше солнышко».
«Джонни» (так на армейском сленге зовут пленных террористов) силой выводят из дома, он уже в наручниках и с завязанными глазами. Рабочее звено бегом конвоирует его к машине.
— Сворачиваемся к машинам! — звучит команда по рации, и почти одновременно с этим очереди с разных сторон разрывают ночное небо. Район вскипает. Кажется, что стреляют по нам отовсюду и во всех направлениях, источник огня в этом хаосе определить невозможно.
— Попали под огонь! Немедленный отход! — переговорник надрывается, а мы уже бежим к машинам, каждое звено строго по порядку, пытаясь хоть как-то прикрыть друг друга в этом бардаке.
Я засекаю вспышку выстрелов из дома метрах в двухстах от нас. Останавливаюсь на секунду, делаю несколько выстрелов в том направлении и снова бегу. Конечно, хрен ты в него попадешь ночью, да еще с такого расстояния. Это так, прикрыть, может, террорист хоть опустит голову.
Отходим. До машин метров двадцать. Михаэль расстреливает фонарь на столбе, и машины погружаются в темноту, теперь нас почти не видно. Выстрелы слева, пули ложатся в стороне от нас. Очереди с нашей стороны. Это Саги поставил пулемет на капот и бьет по тому дому, из которого стреляли короткими очередями. Стреляют по нам уже с трех сторон, но и машины уже совсем близко. Тофах открыл задние двери, видя, что мы уже близко. Звено прикрытия лупит во все стороны, гильзы разлетаются веером, командир орет: «По машинам, быстрее!» Но нас подгонять и так не нужно, запрыгиваем быстро. Секунда — и машины рвут с места, двери захлопываем уже на ходу. Набираем скорость. Звучат последние выстрелы, но на них уже никто не обращает внимания. Выворачиваем на главную дорогу, и Саги топит газ что есть силы. Отсюда до базы минут двадцать езды. Я предвкушаю сигарету, которую выкурю по прибытии. «Джонни» у нас, потерь и раненых нет. Задание выполнено.
«Сайерет нахаль» — спецназ при пехотной дивизии, рота разведки. Моя специальность — диверсии в тылу врага и война с террором во время конфликта «малой интенсивности», который в Израиле не прекращается ни на минуту. В этом подразделении, как и во всех элитных частях, почти нет русских — высокий уровень секретности и жесточайший отбор.