— Алон, готовь оглушающую гранату, начинаем работу, — Шимер передает мне приказы по рации.
Я достаю оглушающую.
— Три, два, один, давай! — я достаю чеку и бросаю гранату в сторону дома. Через секунду — щелчок и взрыв четырех гранат, почти синхронно. Все «закрывающие» звенья кинули со своих сторон, и сразу после взрыва голос Каца через громкоговоритель на арабском:
— Всем, кто находится в доме, выйти наружу! — это психологическая атака, пусть боевик знает, что бежать ему некуда.
Я сижу, припав к прицелу винтовки, и продолжаю просматривать окна. Минуты две все идет спокойно, и вдруг слышу голос Ронена за спиной:
— Стой!.. — и очередь, бьющую рикошетом по стене дома в метре надо мной.
Тело срабатывает быстрее мозга, я разворачиваюсь и начинаю стрелять. Ронен тоже стреляет. Боевик прячется за стеной, но стрельба в нашу сторону продолжается. Не видя источника огня, я, не отрывая глаза от «акилы», методично расстреливаю окна в доме напротив, посылая две-три пули в каждое.
— Террорист на улице справа! — кричит Ронен.
Гиди слева от меня тоже начинает стрелять.
Тут я замечаю в одном из окон дома пламегаситель и расстреливаю его.
— В третьем окне слева! — кричу уже после того, как закончил стрелять.
Вся перестрелка занимает секунд пять-шесть, и я прыгаю за стену дома, ища убежище. Только сейчас понимаю, что был вообще без какого-либо укрытия.
— Огневой контакт у второго звена! — кричит Гиди в рацию, я его еле слышу, у меня заложило уши от стрельбы.
— Все целы?
— Все! Террорист в доме по направлению на север от нашей улицы, и еще один по направлению на восток!
Наш майор Гольдфус уже здесь. Вместе со своим радистом и двумя бойцами прикрытия принимает сообщения и раздает команды:
— Все назад, залезть в джип и не высовываться, я иду на поиск!
Тот террорист, что был на улице, свалил, и Гольдфус находит только гильзы от «калаша» и следы крови.
— Нет времени проверять дом, еще десять минут и весь город будет на ногах! «Джонни» у нас, сворачиваемся.
Через минуту мы уже в машинах и мчимся по дороге на базу. Стремительно проносимся по ночным улицам вражеского города. И только когда мы уже въехали на нашу территорию, приходит страх: «Твою мать, в меня стреляли с двадцати метров очередью, и точно должны были сегодня убить!» Мысли буравят мозг. Как же они не попали?
Я оборачиваюсь и вижу усталое лицо Тофаха, сидящего возле меня. Он, словно прочитав мои мысли, ободряюще улыбается и хлопает меня по плечу:
— Расслабься, все обошлось!
Я улыбаюсь в ответ:
— Тофах, когда придем домой — напьюсь в говно!
28
Мужчины не плачут, мужчины огорчаются.
Я пил. Каждая побывка домой была как маленькое окно в чужой и нереальный для меня, да и для многих моих братьев по оружию мир. Мир, полный красок и несбыточных снов. Абсолютно нереальный, да и как же он может быть реальным, если всего сутки назад ты лежал под дождем в засаде, промокший и холодный, часами не отрывая глаз от прицела, а здесь ни у кого и понятия нет, о чем ты говоришь. Здесь форму и оружие встретишь достаточно редко, здесь в тебя никто и не думает стрелять. Тут люди спешат по делам, ходят в магазины и в кино, у каждого здесь свои маленькие проблемы, и люди здесь просто живут.
Живут. От этого становилось не по себе. Мир, который так нереален, просто не воспринимался. И я пил. Каждый приход домой, неважно — утро, день или вечер, дома или в баре, с друзьями или один. Алкоголь, как спасительный круг от сумасшествия.
И я не один был такой. Многие ребята из моего взвода так же проводили свое свободное время. Михаэль, который жил в Кфар-Шмарьягу и у которого было достаточно денег, чтобы купить какую-нибудь не самую маленькую страну в Африке, нажирался дорогим виски и заваливался спать в одной из многочисленных комнат своей виллы. Бэн, который жил в палатке где-то на границе с южным Ливаном, жрал самогон, изготавливаемый в его поселении. Тофах, единственный кибуцник среди нас, живущий в не принадлежащем ему доме с видом на Кинерет, литрами пил пиво с водкой. Список можно продолжать до бесконечности.
Я сидел в баре на берегу моря и медленно потягивал «Лонг Айленд» — коктейль, который очень люблю. Волны с шумом набегали на пляж, тщетно пытаясь расширить свои владения. Солнце опускалось в воду и уже приобрело свой неповторимый кровавый цвет, освещая окна бара, в котором мы сидели.