- Сейчас у вас лихорадка, но мы ждём, когда подействуют лекарства. – Он наклоняется ниже, и я определенно вижу его чётче. – Зрение в норме. – Сухо констатирует этот Анатолий. – Не пугайтесь, сейчас у вас на лице бинты. Дело в том, что лицевая и носовая кости частично раздроблены, задеты кости черепа.
Мои руки инстинктивно вздымаются вверх, но дядя Саша перехватывает их. Тощий хирург недовольно морщится.
- Как раньше выглядеть, к сожалению, не получится. – Говорит он. – Нужны хорошие специалисты, которые сделают вам пластику, но это уже не ко мне. Вам и так очень повезло выжить, так что будьте благодарны хотя бы за это.
- Пластика? – Каркаю я.
Мне очень хочется потрогать свои нос и щёки.
- Новое лицо – новый человек. – Хмурится доктор. Мне почему-то кажется, что там, под маской, он пытается мне улыбнуться. – На воссоздание облика и восстановление уйдёт несколько месяцев, но у вас сильный, молодой организм, думаю, вы справитесь.
- Спасибо, - благодарит за меня дядя Саша.
Он жмёт ему руку.
Моё сердце бьётся, как сумасшедшее, виски давит скрипучей болью, горло саднит, но я упрямо жду, когда медик покинет помещение.
- Всё хорошо, Поля, скоро я заберу тебя домой. – Шепчет Александр Фёдорович, когда хлопает дверь.
У меня нет никакого дома, о чём он?
- Куда? – Спрашиваю я.
- К себе, Поля, к себе. Никто не должен знать, что ты жива.
- Никто не знает?
- Нет. – Он мотает головой.
Я пытаюсь приподняться, но резкая боль укладывает меня обратно. Всё правильно: если бы кто-то знал, что я выжила, то за мной давно бы пришли.
- Где мой ребёнок? – Задаю самый главный вопрос.
Но дядя Саша меня будто не слышит.
- Я ехал следом, увидел, как машина рухнула в обрыв. Затаился за деревьями, там была такая суматоха, потом взрыв. Я хотел бежать, но вдруг мне показалось, что что-то шевелится внизу, на уступе. Осторожно спустился и обнаружил тебя. Тебе очень повезло, Поля, что ты зацепилась тканью одежды за камни.
- Где Ярослав?
Александр Фёдорович вздыхает.
- Он у него. Марк никого к нему не подпускает. Сказал мне: «Не лезь, старик, не в своё дело, если хочешь жить». Потому я и не повёз тебя в больницу, Поля. Я и в морге договорился, я им заплатил. Он не должен знать, что ты жива, иначе сама знаешь… - Мужчина виновато отвёл взгляд. – Полина умерла, и пусть это так и остаётся. Вчера он скорбил на ваших похоронах, сегодня уже переехал в ваш дом.
- В наш дом? – Я почти ничего больше не вижу от слёз. – А разве наследовать его должны не вы и Ярослав? Разве не вам должны были отдать ребенка?
- Таким, как Загорский, закон не писан. Да что я тебе объясняю? Явись я туда с любым намерением, и некому было бы тебя выхаживать, Полечка.
Я молчу, пытаясь переварить услышанное. Меня больше нет, я мертва. Истерзана. Но беспокоят меня больше не те шрамы, что на лице, а те, что на сердце. Единственное, что не даёт мне умереть окончательно, это мысли о моём ребёнке. Я должна встать на ноги, прийти и забрать его.
- Мы со всем справимся, Полечка, мы что-нибудь придумаем, - причитает дядя Саша. – Ты только держись…
- Молокоотсос. – Обрываю его я, открывая опухшие веки.
- Что? – Не понимает мужчина.
- Раздобудь мне молокоотсос. Срочно. Я сама буду кормить своего сына.
- Поль, ты что такое говоришь? – Затрясся он. – У тебя сложнейшие операции были, а сколько ещё предстоит. Ты не в состоянии, у тебя уже нет никакого молока, ты его уже потеряла, не нужно себя истязать! Пожалуйста! Ты не должна думать сейчас об этом…
- Принеси мне его. – Твёрдо говорю я.
Когда умирает тот, кого ты знаешь, остаются воспоминания: голос, запах, ваши разговоры, его любимые занятия.
Когда у тебя отнимают новорождённого, то ничего этого нет. В памяти остаётся лишь его плач.
Ты слышишь этот крик, и у тебя необратимо срабатывает инстинкт.
9
- Мне понравился твой дядя. – Сказала я.
Мы сидели за столом в просторной кухне друг напротив друга. Вик ел пирог, закатав до локтя рукава рубашки, а я воображала, что буду встречать его с работы вот так каждый вечер. Интересное, надо признаться, ощущение.
- Он не особо разговорчивый и довольно замкнутый, если честно. По молодости был разгильдяем, потом ушёл в армию, стал серьёзнее. После службы дядя Саша долгое время работал инструктором по подготовке бойцов элитных подразделений, потом рассчитался и поселился в уединении. Кроме моего отца мало кто находил с ним общий язык. Он – одиночка.
- Поэтому ты его и пригласил работать к себе?
Вик посмотрел на меня и пожал плечами: