С торжествующим криком я прыгнул мимо тетки и в одну секунду схватил за шиворот моего вечного врага. После стольких лет ожидания и тоски он был мой, наконец! Я разорвал ее на мелкие кусочки, раздавил кусочки на крошки, бросил окровавленный мусор в огонь и с наслаждением втянул ноздрями приятный запах моего жертвоприношения. Наконец-то и навсегда умерла моя совесть!
Я был свободный человек! Я обернулся к своей бедной тете, еле живой от ужаса, и крикнул:
— Отстаньте вы от меня с вашими бедными, вашими благотворениями, вашими исправлениями, вашими промятыми нравоучениями! Перед вами человек, жизненная борьба которого окончена, душа спокойна, человек, сердце которого умерло для печали, умерло для страданий, умерло для раскаяния, человек без совести. В радости моей я щажу вас, хотя мог бы задушить вас и никогда не почувствовать угрызений совести! Бегите!
Она бежала. С этого дня жизнь моя — блаженство, ненарушимое блаженство. Ничем в мире нельзя убедить меня, что у меня опять когда-нибудь будет совесть. Я осадил все свои прежние проступки и начал жизнь новую. В первые две недели я убил тридцать восемь человек, всех за старые провинности. Я сжег дом, раздражавший мое зрение. Я отнял у вдовы и сирот их последнюю корову, очень хорошую корову, но, кажется, нечистокровную: Я совершил всевозможные проступки и преступления и наслаждался делом рук своих, тогда как прежде они, без сомнения, истерзали бы мне сердце и заставили поседеть волосы.
В заключение заявляю, что медицинские факультеты, желающие иметь для научных целей хорошо подобранных бродяг, целиком, на сажени и на тонны, прекрасно сделают, если осмотрят мою коллекцию, прежде чем обратятся в другое место; коллекция собрана и препарирована мною самим и может быть уступлена за низкую цену, так как я намерен освежить товар к наступающему весеннему сезону.
1898