– Папа? – стремительно дернулась вперед, позабыв, что встать не могу, но злодей накрыл рукой моё плечо.
– Боюсь, ваш отец сейчас занят, я написал ему письмо, в скором времени его доставят ему.
В отличие от нас, Маркус, что крался за нами следом, сразу пошёл к двери. Стоило той открыться, и рядом со стариком, который также ждал у двери, появились ещё двое. Надин и Арман собственной персоной. Девушка замельтешила, принялась что-то быстро объяснять Маркусу, явно еле сдерживая эмоции, испуг преимущественно.
Парень не обращал на нее внимания, пока путь ему не перекрыл Арман. Что модельер здесь забыл? Я бы ещё поняла, если бы он изначально не отдал меня на попечение злодею, так нет же. Зачем он вообще здесь? Только не говорите мне, что он здесь изображает моего спасителя! Я против любовных треугольников, да ещё таких безнадежных, как в моем случае. Безнадежных, потому что хорошего конца в моей истории точно не может быть, по крайней мере, пока я не начну ходить самостоятельно. Мои такие уверенные мысли довольно отличаются от того, что я чувствую, в чувствах куда больше смятения.
Не знаю, что Арман сказал Маркусу, но парнишка словно встрепенулся и затем оглянулся прямо на нас, которых из-за занавесок и не видно на улице. Модельер мотнул головой следом за помощником, и мне совершенно по-дурацки захотелось спрятаться куда-то, чтобы он не заметил меня.
– Ну что же, я утолил ваше любопытство? – спросил с холодной улыбкой на губах Анри, смотря в окно не мигая.
Какой у него взгляд страшный, такой у серийных маньяков разве что бывает. Что они с Арманом не поделили? Грешным делом подумала меня, а теперь вот думаю, что дело тут в другом. Такое чувство, что я попросту не вижу целостной картины, все куда сложнее. Маркус поспешил покинуть территорию особняка, а Надин с Арманом остались стоять перед домом.
– Раз уж моя горничная и карета здесь, то вы можете не провожать меня домой, граф, – решила поддержать его светский тон. – Большое спасибо за ваше гостеприимство. Оно, конечно, приобретало неожиданные формы и повторения подобного визита я не желаю, но чай и кресло мне понравились, так что… – протараторила, изображая, как и он, безразличие, пока вредный злодей не сделал ход конем. – Что ты делаешь?!
Последний вопрос я выкрикнула, пытаясь отстраниться, когда он убрал в сторону мои локоны и, нагнувшись, коснулся моей шеи сначала прохладными пальцами, а затем губами.
– У тебя настоящей здесь родинка, – сказал он, словно только сейчас об этом подумал.
– Откуда… – повернула голову от удивления, ибо не помню, что давала ему разглядывать свои родинки, да ещё и на шее возле затылка. Чёрт, попалась! Легкий поцелуй в щеку, а затем он улыбнулся мне в ухо, вызвав волну мурашек.
– Мне показалось, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понять: я верен своим словам, – сказал, вызывая повторную кучу мурашек по телу и желание уползти от него, раз уж ходить не могу.
– Вот и хорошо, значит, вы отпустите меня домой, как обещали, – по-своему трактовала его слова и отклонилась от него подальше, для надежности упершись рукой ему в грудь.
Граф посмотрел мне в глаза, но в них нет и намека, что действительно отпустит.
– Как-то давно не было скандалов с участием Рианны де Карвалье, – прекрасно изобразил он задумчивость, а затем жестоко улыбнулся. – Мне всего лишь надо сдернуть занавеску и показать слугам то, чем мы занимались в карете.
Вот же гадина, шантажировать меня вздумал, да ещё с такой обаятельной улыбкой. Весь его вид так и говорит, что он буквально жаждет возобновить все то, на чем мы там остановились.
– Не вижу ничего предосудительного в поцелуе жениха и невесты, – проговорила сквозь зубы. Если продолжу от него отклоняться, свалюсь с кресла.
– Сразу видно, что ты из другого мира, – улыбнулся он и внезапно нагнулся, так что мы почти опрокинули коляску. В последний момент он схватил меня за спину и затянул обратно на кресло. – Даже не заметила, что платье расстёгнуто, а корсет развязан.
Для наглядности он прошёлся по моей спине, закрытой от него разве что тонкой тканью нижней рубашки. Вот мгновение назад его прикосновения носили эротический подтекст, а теперь все изменилось, начиная от его выражения лица, заканчивая прикосновениями ко мне. Осторожно, как будто я – самое ценное и хрупкое, что есть в мире, он усадил меня ровно в кресло. Намеренно отвел глаза и словно построил между нами стену. Он не сказал ни слова, но и слов не надо. Злодей ведь почувствовал их, не так ли? Те уродливые шрамы, что мне пришлось носить всего лишь месяц, а малышке Рин почти всю жизнь. Даже злодея они испугали, хотя он их и не видел. Я прикрыла глаза, стараясь сдержаться. Мне было плевать на эти шрамы, до этого мгновения, но сейчас я впервые почувствовала себя какой-то ущербной и все из-за него. Ну же, соберись тряпка!