Танюшку занимали свои заботы. Она рассказывала, как подралась с каким-то Витькой, но заметив, что ее не слушают, требовательно стукнула ложечкой о блюдце.
— Что это такое? — нахмурилась Лена. — Так и блюдце разбить недолго.
— Чего ты все с папой да с папой, а со мной нет.
— Как же нет? И с тобой и с папой.
— Ладно, ладно, я тоже тебя слушать буду, — сказал Владимир Андреевич. — Только ты мне больше про драку не рассказывай. Не люблю, когда девчонка дерется.
— А мальчишка?
— И мальчишка тоже. Ты не забыла стихотворение? Нет? Давай, мы с удовольствием послушаем.
Но только начала Танюшка декламировать, как в дверь настойчиво позвонили. Лена вышла открывать. Кто бы это мог быть? «Возможно, к нам в гости?..»
За дверью стоял парень, комкая в руках кепку. Он спрашивал Владимира Андреевича.
Лена проводила его в комнату, сказала:
— К тебе, Володя.
— Проходи, проходи, — сразу узнал Николая Пестуна Владимир Андреевич. — Раздевайся, гостем будешь.
— Я на минутку…
— Да проходите же, не стесняйтесь, — мягко улыбнулась ему Лена.
Коля подошел к столу.
— Водку пьешь? — спросил Владимир Андреевич и налил стопку. Николай принял ее. Лена протянула ему вилку.
— С праздником! — сказал Коля, поднеся к губам рюмку. Не спеша закусил. Аккуратно положил вилку на стол и промолвил:
— Я за вами, Владимир Андреевич. Я и Люся просим вас на новоселье.
— Получили?! — обрадованно воскликнул Глазков. — Когда?
— Позавчера. Переехали сегодня. Так что Люся велела без вас не возвращаться.
— Хорошо! Комнату?
— Квартиру-полуторку.
— Нет, ты послушай, Лена: они получили квартиру!
— Люся и я очень просим!
Владимир Андреевич шумно вздохнул:
— Не хочется вас огорчать, но сегодня прийти не можем. Вот так — не можем. Только не обижаться. Обижаться нельзя.
— Как же это, Владимир Андреевич? А Люсе я что скажу?
— Так и скажи.
— Может, надумаете?
— Нет, нет, Николай. От души поздравляем вас и с праздником, и с новосельем, Люсе большой привет от нас и поздравления. Лучше давай так договоримся: появится у тебя наследник или наследница — зови. Приду! Обязательно.
— Ловлю вас на слове.
— Лови. Мое слово крепкое. Не откажусь.
Владимир Андреевич проводил Николая, вернулся возбужденный, потирая руки.
— А Костенко каков! — воскликнул он. — Нет, ты подумай, Лена! Обещать — не обещал, но смотри — выделил!
— Так и должно быть, — возразила Лена. — Хуже, если бы пообещал и не выполнил обещания.
— Нет, что там ни говори, такие люди мне по душе. Ей-богу…
В девять уложили спать Танюшку, а сами сидели до поздней ночи. Он, захмелевший и ласковый, спросил:
— А ты помнишь, как мы с тобой впервые разговорились?
Она улыбнулась, кивнула головой, прикрыв глаза.
— Обложился книгами в публичке, гляжу, входишь ты… и сразу влюбился в тебя.
— Ну, уж и сразу!
— Ей-богу, сразу: поглядел на твое лицо, на твои брови, на твои глаза и сказал сам себе: это она! А ты тогда взяла книгу и села напротив. Когда ты выбирала место, я про себя шептал: «Вот на этот стул, вот на этот стул». И точно! Будто подслушала мой шепот, села на тот стул. Все, думаю, это судьба!
— Я так неловко себя тогда чувствовала. Стану читать и не могу. Подниму голову, а ты на меня смотришь. Я даже разозлилась, хотела встать и уйти. Но не ушла.
— Почему?
— Не знаю. Сама себе говорю: «Сейчас встану и пойду, сдам книгу и вообще уйду из библиотеки, нахал какой-то уставился». И ни с места.
— Так и подумала! Нахал?
— Так и подумала. А ты будто не знаешь? Сколько раз я тебе говорила об этом.
В самом деле, они уже не первый раз вспоминали тот счастливый день, соединивший их на всю жизнь, вспоминали со всеми подробностями, снова и снова переживая радость узнавания друг друга.
В соседней квартире пели песни, наверху танцевали — был слышен приглушенный топот; в репродукторе, отрегулированном на самую малую громкость, чтоб не мешал спать Танюшке, смех перемежался с аплодисментами и голосом Райкина — передавали праздничный концерт.
А они сидели вдвоем, по-молодому влюбленные друг в друга, и вспоминали, когда началась их влюбленность.