— Почему же? — заинтересовался Глазков.
— Захотел Борис шофером сделаться, из восьмого класса ушел. Василий Николаевич воспротивился. Мол, учись дальше, до института. Я понимаю: намерения у него были хорошие. Но нельзя же и с мечтой человека не считаться. Правда ведь?
— Правда.
— Борис сбежал из дома, пропадал где-то год, вкусил вольностей, вернулся домой и пошло-поехало у него вкривь да вкось. Теперь и Василий Николаевич ничего поделать не может. Парень он неплохой, я ведь не верю, что он с Семеновым так расправился. Пофордыбачить Борис любит, но чтоб такое!
— Взялись бы вы за Бориса.
— Он же не комсомолец.
— Странный вы народ, ей-богу, — возмутился Глазков. — Если не комсомолец, значит, черт с тобой, пропадай, коль охота?
— Не совсем так, конечно…
— Именно так. Вы же видите, что Борис не так живет, вот ты мне почти всю его историю рассказал. Взялись бы за него всей комсомолией, разве бы он устоял перед вами?
— Возразить вам нечего, что тут возразишь. Между прочим, в шестом классе Борис мальчонку спас, из речки вытащил. Родители мальчонки книгу ему подарили «Как закалялась сталь» с благодарственной надписью.
— Вот видите! Беритесь-ка вы и за Бориса тоже, а?
— Возьмемся!
— Это уже порядок! Всего хорошего, мне сюда, — и Глазков пожал Вострецову руку. — Теперь я вам покоя не дам!
— Не возражаю! — весело воскликнул Максим, и они расстались.
Прежде чем лечь спать, Владимир Андреевич записал в дневнике:
«Самой трудной обязанностью учителя, по-моему мнению, является обязанность быть психологом, особенно, если работаешь со взрослыми учениками. Можно отлично знать свой предмет, уметь доходчиво его подавать, но если ты не будешь психологом, грош тебе цена. На эти мысли навела меня печальная история с Юрой и Волобуевым…»
13. Продолжение
Удивительная женщина Анна Львовна. Везде поспевала, все знала.
— Голубчик, Владимир Андреевич, вы слышали?
— Что?
— Бориса Липец вызывали в милицию. Подумайте, и он поднял руку на Юру Семенова! Как хорошо, что ушел из нашей школы.
— Что ж хорошего?
— И вы не понимаете? Вы понимаете, только испытываете меня, вижу, хитрец вы этакий!
— Нет, серьезно, не понимаю.
— Да ведь это ж такое пятно на школу!
— А-а!
Бориса Липец, действительно, вызывали в милицию. Сняли допрос и отпустили с миром. И Волобуева вызывали. А хулиганы были задержаны.
На другой день Анна Львовна остановила Глазкова в коридоре, посмотрела, чтобы поблизости никого не было, и по секрету сообщила:
— Волобуева из комсомола исключили, что делается! И все в вашем классе.
— Могло быть и в вашем.
— Да, конечно, могло, я не о том. Ведь «узурпатор»-то косо поглядывает на девятый. Помяните мое слово, она постарается избавиться от Волобуева.
— Ну, это мы еще посмотрим!
Говоря о том, что Лидия Николаевна косо посматривает на девятый, географичка нисколько не преувеличивала. Владимир Андреевич не удивился, когда Лидия Николаевна повела разговор о Волобуеве.
— Что же будем делать с Волобуевым? — спросила она Глазкова официальным тоном.
— Ничего.
— Но у него же такая репутация. К тому же еще и выпивает.
— Не слышал.
— Если вы не слышали, то я слышала, — сказала она тоном, не требующим возражений. — Из Волобуева толку не будет. Школе он обуза. О вашем девятом уже в райкоме знают.
— Знают, но однобоко.
— Нам от этого легче? Надо оздоровить девятый. Волобуева я отчислю.
— Вы этого не сделаете.
— Почему?
— Потому что нельзя так делать.
— Отвечаю за школу я, за все, что делается в ее стенах. И, пожалуйста, прошу не убеждать меня. Бесполезно.
— Убеждать я вас не буду, — сказал Глазков раздраженно. — Надеюсь, что сами поймете правильно. Если вы отчислите Волобуева, то я пойду в районо, в партком, райком, куда угодно, но не допущу этого. Его исключили из комсомола, это уже достаточно большая мера наказания.
— Хорошо. Я еще подумаю. Но вы подтяните класс, голубчик, покруче, покруче надо.
Лидия Николаевна к этому разговору больше не возвращалась.
Как-то Волобуев отозвал Владимира Андреевича в тихий безлюдный угол коридора, попросил:
— Можно с вами поговорить?
— Можно.
Губы у Женьки дрогнули, но он усилием сдержал себя, не заплакал, а тихо спросил:
— Что мне делать, Владимир Андреевич? Посоветуйте…. Отец у меня вы сами видели какой, не могу больше с ним жить. Из комсомола исключили. На работе перестали со мной разговаривать… Как же я теперь жить буду?