Иван Ефимович кончил, и с трибуны провожали его горячими аплодисментами.
Потом выступила Нюся Дорошенко. На трибуну поднялась смело, говорила запальчиво и подтверждала слова внушительными жестами.
— Да как же можно в наше время жить так, как живет Борис Липец? — волновалась Нюся, и зал слушал ее с глубоким вниманием. — Время такое — окрыляет! А Борис? Прогуливает, пьет, дебоширит. Да какую же совесть надо иметь, если не краснеть за свои поступки? А глаза? Ведь слепым надо быть, чтоб не видеть вокруг ничего! Тут некоторые предлагали: гнать Бориса со стройки. Хочу спросить: куда? На Луну, что ли? Мы прогоним, другие маяться будут. Да неужели у нас сил не хватит взять его в оборот, нас вон сколько, а он один! Давайте его нам в бригаду, мы быстро отшлифуем, ласковым станет. Пусть попробует не быть!
В зале засмеялись. Нюсина бригада состояла целиком из девушек, озорных, острых на язык. Парни побаивались Нюсиных подруг. Поэтому и засмеялись, когда Нюся предложила взять Бориса к себе в бригаду — не поздоровится парню, эти отшлифуют. Настенька сердито проворчала:
— Нужен он нам, как же!
…Не смог в перерыве Владимир Андреевич разыскать Василия Николаевича и подбодрить его. Увидел уже после суда, идущим вместе с Борисом. Они пересекали улицу, на самой середине остановились, пропустив машину. Потом Василий Николаевич тронул за рукав Бориса, приглашая идти дальше, и скоро они затерялись в оживленной сутолоке улицы.
Владимир Андреевич возвратился домой вечером. Лена шила Танюшке платьице. Машинку устроила на круглом праздничном столе, сдвинув с краю скатерть. Танюшка на диване играла в куклы, укладывала их спать и пела песенку про зайку, который вышел погулять. Когда хлопнула дверь, Танюшка бросила куклы и побежала в прихожую, приговаривая:
— Папа пришел, папа пришел!
Владимир Андреевич дал ей шоколадный батончик — специально за ним заходил в гастроном. Она взяла шоколад, поманила отца пальчиком, приглашая нагнуться. Он нагнулся, Танюшка чмокнула его в щеку и убежала в комнату.
Лена продолжала работать, только спросила:
— Обедать будешь?
— Пожалуй!
Она поднялась было, чтоб идти на кухню разогреть обед, но он заставил ее сесть обратно.
— Я сам. Перехожу на самообслуживание.
Он направился на кухню. Но Лена, вспомнив вдруг что-то, остановила:
— Тебе письмо от Марфы Ильиничны.
— Где оно?
— Танюша, подай папе письмо.
Танюшка сбегала за ширму — в «папин кабинет» — и подскакала к отцу на одной ножке, держа конверт над головой.
— Давно не писала старушка. — проговорил Владимир Андреевич, возвращаясь в комнату.
— Да ты поешь сначала.
— Потерплю.
Владимир Андреевич подошел к столу, за которым шила Лена, поближе к свету, аккуратно оторвал от конверта кромку и вытащил четвертушку бумаги, в половину тетрадного листа. Марфа Ильинична после обычного приветствия, писала:
«Володя, я душевно рада за тебя, что награда твоя разыскалась. Это наши ребятишки-пионеры. Я как узнала, что ты теперь стал Героем, наплакалась, все, все вспомнила…»
— Ничего не понимаю, — проговорил Владимир Андреевич. — Ну-ка, прочти, Лена!
Лена прочла и внимательно-внимательно посмотрела на мужа молча.
— Ты чего так смотришь?
— Знаешь, Володя, я теперь понимаю…