— Это Владимир Андреевич и Елена Ивановна! Прошу любить и жаловать.
Глазковым гости гостеприимно предложили несколько мест за столом, но Николай усадил их между Настенькой и Нюсей. Владимир Андреевич повеселел: все-таки со знакомыми вечер начинать проще.
Люся с Николаем восседали на видном месте, в торце высокого стола, будто на свадьбе, хотя сегодня никто не кричал требовательно «горько». В углу комнаты, между окном и кроватью, приютилась качалка, а в качалке новорожденный — виновник сегодняшнего торжества.
Кто-то из гостей потребовал налить Глазковым штрафные. Молодой парень, сидевший напротив, с готовностью схватил бутылку столичной и налил Владимиру Андреевичу полный граненый стакан, оставаясь глухим к возражениям. Однако на помощь Глазкову подоспел Николай, да и Нюся с Настенькой постояли за своего учителя, и штрафная не состоялась. Налили обыкновенную стопочку.
— Ай, спасибо, други мои, — засмеялся Владимир Андреевич, обретая необходимый для такой обстановки шутливый тон, — за службу верную, за слово веское. Выпьем же за хозяина, красна молодца, да за хозяюшку Людмилу Прекрасную, да за их новорожденного богатыря — сына. Да быть ему космонавтом!
Владимир Андреевич опрокинул водку в рот, покачал головой, сморщился. Лена никак не могла решиться: и отказаться неудобно, и выпить боязно.
— Одну можно. Ничего! — успокоил ее Владимир Андреевич, и она выпила рюмку сладкой вишневой наливки.
Разговор за столом растекался на маленькие ручейки, Владимир Андреевич наклонился к Настеньке.
— Как Юра?
— Готовится уезжать. В Кисегач поедет, там санаторий хороший. Хотел перед отъездом зайти к вам.
— Обязательно пусть приходит. Так и передай ему.
— Хорошо.
Теперь Владимир Андреевич потихоньку начал разглядывать гостей. Половина молодежи — парни, девушки, друзья Николая и Люси. Есть и пожилые. За низким столом, там с краю, седая женщина отодвинула от себя невыпитую рюмку и с улыбкой слушала всю эту разноголосицу. Среди седины оставались у нее удивительно черные прядки, да в бровях сохранилась чернота. Глазков догадался — это мать Николая, в лице ее тоже было что-то цыганское. Рядом мужчина, уже пожилой, с маленькой лысиной, которую едва прикрывали волосы, подвигал рюмку снова к Николаевой матери, что-то убежденно доказывая: наверно, уговаривал выпить, но она все с той же улыбкой отодвигала рюмку. Лица его Владимир Андреевич рассмотреть не мог, мужчина сидел к нему вполоборота. Глазкова отвлекли, потребовали, чтобы он поднял стопку и выпил вместе со всеми за молодую мать. Он не отказался. Потом продолжал изучать гостей. Остановился на мужчине… Тот на какую-то долю минуты повернулся к Владимиру Андреевичу. Знакомое лицо! Погоди, ведь это же тот самый, который встретился тогда на улице! Конечно, он: и усики маленькие, и шрамик над бровью. Закрутились, затревожились мысли. Повернулся к Настеньке, спросил:
— Скажи, ты не знаешь вон того, с усиками?
— Это же Люсин папа.
— А-а! Фамилия у него тоже Пестун?
— Мельников. Люся же Мельникова!
Мельников, Мельников… Очень знакомая фамилия. Знакомая по неимоверно далеким тяжелым годам… И сразу как-то, будто озаренная яркой вспышкой, встала в памяти картина: пасмурная нудная морось, чавканье сотен ног по дорожной грязи. В туманной дали синяя кромка леса. Идут солдаты, усталые, голодные, небритые… Чавкает под ногами грязь. А позади тревожно и глухо грохочет канонада… Чав, чав, чав… Еле передвигаются ноги, голова отяжелела и отупела — хоть бы один часик поспать. Прямо здесь, в поле, на сырой земле. Хоть один часик… Но сбоку слышен хрипловатый окрик лейтенанта:
— Не отставать! Не отставать!
Окрик лейтенанта Мельникова.
Владимир Андреевич поднялся и попросил Лену:
— Пусти-ка я выйду.
— Куда?
— Надо.
Она отодвинулась. Владимир Андреевич вылез из-за стола и подошел к Мельникову. Сердце не слушалось: сильно колотилось, выпрыгнуть хотело, что ли? «Спокойно, Володя, спокойно», — приказал себе Глазков.
— Со внуком вас! — остановился он возле Мельникова. Тот повернулся на стуле, но так было неудобно, и встал. Глазков пожал ему руку.
— С первым и не последним, — улыбнулся Мельников. — Мать, налей-ка нам по стопочке!
Мельников придвинул свободный стул, усадил Глазкова рядом и, обняв его за плечи, сказал:
— Слышал я о вас от Люси. Очень рад познакомиться. Только, сдается мне, где-то я вас встречал.
— Встречали, — ответил Глазков.
— Вот память дырявая стала!
— Недавно, я чуть под автобус не попал…